Николай Пирогов. Страницы жизни великого хирурга. А. С. Киселев
Чтение книги онлайн.
Читать онлайн книгу Николай Пирогов. Страницы жизни великого хирурга - А. С. Киселев страница 17
Уместно напомнить, что профессор Дерптского университета М. Г. Ратке был одним из выдающихся анатомов и эмбриологов XIX века, оставивший заметный след в науке. Наибольшую известность получили его исследования по эмбриональному развитию передней доли гипофиза. Описанное им выпячивание ротовой полости, дающее начало аденогипофизу, получило название «кармана Ратке». В последующем Ратке был приглашен заведовать кафедрой зоологии и анатомии в Кенигсбергский университет.
Вот еще один пример особенностей характера Пирогова, которые осложняли ему жизнь в будущем.
Пирогов вместе с Иноземцевым (товарищем по профессорскому институту) помогали своему профессору Мойеру производить камнесечение (литотомию) мочевого пузыря. Мойер, по словам Пирогова, находился, очевидно, «не в своей тарелке», и операция пациенту была сделана из рук вон плохо. После операции Пирогов не сдержался и, как он пишет: «…сболтнул между товарищами пошлую остроту: “Если эта операция кончится удачей, то я сделаю камнесечение палкою”. Это передали Мойеру, но добряк Мойер не рассердился и смеялся от души, а пациент выздоровел» [48].
После сдачи докторантских экзаменов и экзаменов по клиническим дисциплинам закончилось его образование в профессорском институте. Пирогов, наконец, решил навестить мать и сестер. Он подает прошение об отпуске на два месяца и в декабре 1831 г. уезжает в Москву.
За все время пребывания в Дерпте Пирогов ни разу не нашел возможности посетить родственников. Зная, что, когда он учился в университете, его родные, находясь после смерти отца в нужде, отдавали последние деньги на его образование и теперь продолжают с трудом сводить концы с концами, он так и не собрался оказать им какую-нибудь материальную помощь. Нельзя сказать, что Пирогов не испытывал угрызений совести, но однако он смог найти себе оправдание.
«Моя первая поездка из Дерпта в Москву была задумана уже давно. Вместо 2 лет я пробыл 4 года в Дерпте; предстояла еще поездка за границу – еще 4 года, а старушка-мать между тем слабела, хирела, нуждалась и ждала с нетерпением. Я утешал, обещал в письмах скорое свидание, а время все шло да шло. Нельзя сказать, чтобы я писал редко. У матушки долго хранился целый пук моих писем того времени. Денег я не мог посылать, собственно, по совести, мог бы и должен бы был выслать. Квартира и отопление были казенные; стол готовый, платье в Дерпте было недорогое и прочное. Но тут явилась на сцену борьба благодарности и сыновьего долга с любознанием и любовью к науке. Почти все жалованье я расходовал на покупку книг и опыты над животными, а книги, особливо французские, да еще с атласами, стоили недешево; покупка и содержание собак и телят сильно били по карману. Но если, по
13
Педель – в дореволюционной России доносчик, следивший за поведением учащейся молодежи (в университетах, гимназиях, юнкерских, кадетских училищах и пр.).