только один Пирогов произвел их не менее сорока [57].
Назначение Пирогова профессором в Дерптский университет задерживалось. Это было связано с тем, что некоторая часть профессоров Ученого Совета университета, которая по существу была немецкой, не желала иметь в своем кругу русского профессора. Главными противниками Пирогова были теологи. Богословы мотивировали свое несогласие якобы существующим законом первого основателя Дерптского университета шведского короля Густава Адольфа, согласно которому профессора университета могли быть только протестантами. Между тем новая история Дерптского университета, как уже отмечалось выше, начиналась с указа русского императора Павла I в 1798 г. По сути дела, вся эта затея дерптских теологов была бурей в стакане воды. Споры тянулись до февраля 1836 г. Однако ректор университета, которым в то время был Мойер, в конце концов смог добиться необходимого решения Ученого Совета.
6 февраля 1836 г. декан медицинского факультета Дерптского университета Вальтер представляет Пирогова к занятию профессорской кафедры хирургии, а 14 февраля его избирают экстраординарным профессором хирургии медицинского факультета: 14 голосами и 1 письменно «за» и 8 голосами «против». Наконец, 4 марта Пирогов утверждается министром народного просвещения в должности экстраординарного профессора теоретической и практической хирургии [58].
Профессор хирургии Дерптского университета
На 26-м году жизни Николай Иванович Пирогов становится профессором хирургии Дерптского университета. Незадолго до его возвращения в Дерпт туда прибыл гвардейский генерал-майор Крафтштрем – новый попечитель университета, присланный из Петербурга. Как вспоминает Пирогов, генерал принял его очень любезно. Более того, немец по национальности, он приветствовал Пирогова именно как первого русского, избранного университетом профессором чисто научного предмета. Особенно Крафтштрем был рад тому, что это событие совпало с его назначением попечителем университета. До сих пор русские профессора в Дерпте избирались только для преподавания русского языка, за отсутствием немцев, хорошо знакомых с русской литературой. Одним из таких профессоров, как уже отмечалось выше, был А. Ф. Воейков, известный литератор XIX века.
Приняв кафедру Мойера, Пирогов был взволнован, т. к. понимал огромную ответственность, которая ложилась на его плечи. И эти волнения молодого еще человека, связанные с новым и ответственным поприщем профессора, руководителя хирургической кафедры и клиники, были настолько сильны, что и на старости лет Пирогов не мог забыть их. В «Дневнике старого врача» он пишет: «Вот я, наконец, профессор хирургии и теоретической, и оперативной, и клинической. Один, нет другого». Нельзя лучше выразить то состояние волнения, которое испытывал Пирогов на пороге самостоятельной профессорской деятельности, чем эта фраза – «Один, нет другого». «Это означало, – далее пишет Пирогов, – что я один должен был:
