обернулся, посмотрел сначала с изумлением, потом с яростью. Ганс барахтался на полу, вылупив глаза и хватаясь руками за живот. Он никак не мог продышаться и встать.
Кича вдруг успокоился, сложил руки на груди. Видимо, решил сменить тактику.
– Ты объясни хоть, кто ты такой! – сказал он. – Я тебя не знаю, никто не знает. У нас свои дела, у тебя свои. Чего тебе надо, ты новый разводящий, что ли?
Павлов не отреагировал на дипломатию ни единым словом или жестом.
– Вон отсюда, – безжалостно сказал он.
В этот момент Ганс собрал наконец силы и вцепился неприятелю в ноги. Кича сверкнул глазами и бросился на помощь, схватив со стола тяжелую лампу.
Павлов переступил с ноги на ногу и легко освободился от захвата Ганса. Кичу он поймал вытянутой рукой, провернул и с грохотом обрушил на пол. Люди из соседних квартир наверняка уже повскакивали с постелей.
Павлов тем временем оказался возле борова, испуганно прижимающего к груди свою папку.
– Я не при делах! – взвизгнул Грузила. – Я маклер!
– Ну, извини! – сказал Павлов. Затем рывком поднял его на ноги, протащил через комнату и вышвырнул в коридор. На этот раз шума было не так много – жирное тело шлепнулось на пол мягко.
Следом он отправил туда же Кичу, до хруста вывернув ему руку. Ганс поднялся было, но сразу скорчился от тычка под ребра, после чего Павлов выбросил из квартиры и его. Все сопровождалось визгом, руганью и грохотом.
Гриша стоял у стены, глядя, как его жилище очищают от посторонних. Павлов подошел и, прощаясь, пожал руку.
– Ну вот и все. Я пойду еще поговорю с ребятами, а вы ложитесь спокойно спать.
– Спать? А если они вернутся вдесятером?
– А я им скажу, чтоб не возвращались. Меня они послушают. Вы мне верите?
Гриша хмыкнул.
– Как ни странно, верю, – сказал он.
Павлов вышел. На лестнице вновь раздался грохот, мат, треск рвущейся одежды.
Гриша пошел запирать замок. Из двери напротив торчала взлохмаченная голова Витьки.
– Ты же уехал! А это кто? Чего они? – возбужденно затарахтел он.
– Это твой страшный сон, – ответил Гриша и захлопнул дверь.
– В расчете, – сказал Ганс, пересчитав деньги и сунув их в карман.
Продавцы тихо, как мыши, сидели на заднем сиденье «Опеля», тиская пакеты с товаром, и ждали, пока Ганс объявит сделку состоявшейся.
– Ну, как дела? – спросил он наконец.
– Да нормально, – ответил один – прыщавый девятнадцатилетний парень с оттопыренными ушами. – Все по плану.
– В политехническом у нас два лафетника за раз купили, – добавил второй, кругленький, кучерявый, похожий на херувима.
Оба были студентами и продавали шмаль в основном среди своих. Ганс требовал, чтобы те осваивали новые горизонты – шли в другие вузы, училища, почаще толкались на дискотеках и заводили знакомства.
