«сразу»? – усмехнулся Рубахин. – На любого что-нибудь наскребется.
И подмигнул:
– С кадрами надо работать.
Нажал кнопку селектора:
– Ксения, заместителя по производству ко мне.
Через минуту звонок. Голос Барашкина:
– Вызывали, Соломон Венедиктович? Сейчас приду!
Что-что, а угодить начальству Мустафа Абрамович умел. Исконно русскому человеку, коим считал он своего директора, люба правда-матка в глаза с последующими искренними раскаяниями и извинениями – мол, заблуждался, шеф, прости подлеца. Что и практиковал почти ежедневно.
– Простите меня великодушно, Соломон Венедиктович, – тенорил Барашкин, прижав к груди обе ладони. – Не врубаюсь.
Рубахин строго:
– Раз не врубаешься, садись нахер за стол и пиши заявление по собственному желанию.
– На хер или за стол?
– Однохерственно! Впрочем, если остроумия некуда деть, иди в цирк коверным работать! А хочешь остаться у меня и не лизать финнам жопу, пиши заявление на увольнение. Предупреждаю: не создавай на ровном месте проблему – выгоню по статье.
– Обижаете, Соломон Венедиктович! – Барашкин широко улыбнулся. – Вы ж для меня, как теща родная…
– Садись, пиши, – Рубахин дал понять, что разговорная часть завершена.
Главный инженер Рылин был следующим. Глубоко посаженные недружелюбные глаза, сжатые в ниточку губы и тяжелый подбородок выдавали в нем человека, руководствующегося в жизни принципом: «а мы постоим – на своем настоим».
С полуслова поняв директора, он «врубил дурака» – делал вид, что ужасно озабочен состоянием дел на производстве.
– Я им говорю: как вы могли забыть вагончик в Ебурге? Вагончик! Это вам не будка собачья. Кстати, Костя, твои орлы.
– Да хер с ним! – успокаивал ретивого служаку директор. – Забудут, потом себе заберем. Ты что ли остаешься?
– А эти-то что удумали, уроды…, – продолжал нести «пургу» Рылин.
Рубахин долго и внимательно его слушал, склонив голову на бок и сохраняя спокойствие.
– Слышь, Рылин, – Соломон Венедиктович повертел перед собой ладонями, будто кубик Рубика собирал. – Ты должен быть в курсе, как ежи размножаются.
Тут главный инженер умолк ошарашенный.
– К чему вы? – спросил, промокнув платком лоб.
– Сейчас узнаешь, – и попросил секретаря вызвать главного бухгалтера.
Н. Л. Шулленберг не заставила себя ждать. Дама была аппетитногубая, полногрудая, но с тоненькими ножками, трепетавшими при каждом шаге от многопудовой нагрузки – этакий перекормленный Наф-Наф на копытцах.
– На будущий год нам нужно новое положение по надбавкам стимулирующего характера… – начала главный бухгалтер, едва войдя в кабинет.
– Да на хрен! – отмахнулся Рубахин. – Ничего нам не нужно на следующий год. Потому что следующего года для нас не будет.
Рылин
