ее такова. Конец VII века, по пустыням через всю Святую Землю несутся воины Аллаха, неся смерть и разрушение. Монахи Екатерининского монастыря, предуведомленные о скором нападении измаильтян, быстро строят у себя в обители мечеть. И когда воины-арабы прибывают, они их встречают хлебом-солью и приглашают помолиться в мечеть. Это так расположило к ним пришельцев, что через некоторое время сам пророк Мухаммед дал собственноручно фирман монастырю, на все времена обеспечивающий его безопасность и неприкосновенность. В мечети, кроме того единственного раза, так никогда и не было мусульманской службы, а обитель выстояла во всех перипетиях истории и является с некоторыми другими синайскими обителями автономной Православной Архиепископией.
Священник Геннадий Фаст. С Библией в руках по Святой Земле
8 декабря
Отдание праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы
Яко одушевленному Божию кивоту да никакоже коснется рука скверных, устне же верных Богородице немолчно, глас Ангела воспевающе, с радостию да вопиют: истинно вышши всех еси, Дево Чистая.
Пусть одушевленного Божия Ковчега отнюдь не касается рука непосвященных, но уста верных, не умолкая, воспевая возглас Ангела, в радости Богородице да взывают: «Истинно выше всех Ты, Дева чистая!»
В маленькой комнатке, за перегородкой, горела на столе кухонная лампочка, и слабый желтоватый свет ее с трудом проникал через закопченное стекло, бросая странные тени на лицо Сашки и его отца.
– Хорош? – спрашивал шепотом Сашка.
Он держал ангелочка в отдалении и не позволял отцу дотрагиваться.
– Да, в нем есть что-то особенное, – шептал отец, задумчиво всматриваясь в игрушку.
Его лицо выражало то же сосредоточенное внимание и радость, как и лицо Сашки.
– Ты погляди, – продолжал отец, – он сейчас полетит.
– Видел уже, – торжествующе ответил Сашка. – Думаешь, слепой? А ты на крылышки глянь. Цыц, не трогай!
Отец отдернул руку и темными глазами изучал подробности ангелочка, пока Саша наставительно шептал:
– Экая, братец, у тебя привычка скверная за все руками хвататься. Ведь сломать можешь!
На стене вырезывались уродливые и неподвижные тени двух склонившихся голов: одной большой и лохматой, другой маленькой и круглой. В большой голове происходила странная, мучительная, но в то же время радостная работа. Глаза, не мигая, смотрели на ангелочка, и под этим пристальным взглядом он становился больше и светлее, и крылышки его начинали трепетать бесшумным трепетаньем, а все окружающее: бревенчатая, покрытая копотью стена, грязный стол, Сашка, – все это сливалось в одну ровную серую массу, без теней, без света. И чудилось погибшему человеку, что он услышал жалеющий голос из того чудного мира, где он жил когда-то и откуда
