Главное – уметь признавать и быстро исправлять свои ошибки, а эта наука посложнее. Судя по всему, именно этого генерал Конев делать не умеет. Вот и получается: в теории он силен как никто, а дошло дело до практики, так ошибка за ошибкой. Ко всему прочему, упрям и честолюбив.
Глава 15
Резервный фронт, командовать которым назначен маршал Буденный, по замыслу Ставки должен подпирать Западный фронт во главе с Коневым, но немцы 2 октября рассекли оба фронта сразу, и теперь трудно понять, где и чьи войска и кто ими должен командовать. Во всяком случае, командовать из штаба фронта не получалось. И Буденный решил разбираться на месте. Разыскивая корпуса и дивизии, дерущиеся в полной изоляции, он ездил вдоль линии фронта, пытаясь на месте выяснить обстановку и как-то повлиять на нее, иногда неожиданно натыкаясь на немцев. Его попытки собрать хоть что-то из остатков разбитых отступающих войск были тщетны, и думать нечего, чтобы ими остановить раскатившиеся по дорогам танковые колонны немцев. К тому же пешком за танком не угонишься и от него не убежишь, а его армиям даже лошадей не хватает, не говоря о машинах.
Поэтому-то Буденный и торчит в Малоярославце, в ста километрах от своего штаба, не имея связи ни с кем, втайне надеясь, что как-то все образуется само собой, помимо его, Буденного, воли. Четвертый день он не разговаривает по телефону со Сталиным, боится этого разговора, боится гнева Сталина, надеясь, что этот гнев падет на Конева и растратится на нем, и, хотя слывет человеком смелым и решительным, перед Сталиным всегда пасует и чувствует себя так, как, бывало, в детстве чувствовал себя перед своим отцом, человеком крутым и властным.
Услужливый адъютант маршала Буденного в чине генерал-майора первым услыхал шум подъехавших машин, выглянул в окно, сообщил:
– Там какой-то генерал приехал, товарищ маршал.
– Какой еще к черту генерал? – вскинулся Буденный, не донеся до рта бутерброд с ветчиной, и похолодел от дурных предчувствий.
– Не могу знать.
– Карту давай! – рявкнул маршал фельдфебельским голосом и, едва генерал раскинул на столе бумажное полотно, уткнулся в него, тревожно прислушиваясь к топоту решительно приближающихся к двери шагов.
Когда шаги замерли, сердце у маршала тоже замерло: он представил, как его втиснут в машину между двумя костоломами, повезут в Москву… а может быть, и не повезут, а пристукнут где-нибудь по дороге: время военное, не до формальностей, а уж потом состряпают «дело» или сообщат, что погиб при исполнении. В гражданскую войну Семен Михайлович все это видел чуть ли ни ежедневно, сам принимал участие вместе с Ворошиловым, верша суд и расправу над своевольными командирами отдельных полков и даже дивизий, стараясь из своевольных казачков образовать более-менее дисциплинированное войско, и лишь благодаря этому не только удержал власть над Первой конной армией, но и поднялся до немыслимых вершин в руководстве страной. А кости тех,
