от гнева лицо к командиру стрелковой дивизии, крикнул:
– Это как прикажешь понимать, Чугунов, мать твою… так и разэтак? Зас-стрелю! – и лапнул кобуру, не попадая рукой в нужное место. – Под трибунал пойдешь! Под расстрел! Смотри! Смотри, что ты натворил!
– Я не виноват, товарищ командующий: доложили оттуда… по телефону, что взяли… Я думал, что… – оправдывался полковник Чугунов, бледный как белый подворотничок на его гимнастерке.
– Он думал! Задницей ты думал, Чугунов, а не головой! – и Конев, оставив комдива, крикнул, ни к кому не обращаясь: – Ракету! Ракету, мать вашу! Прекратить атаку! – И снова к полковнику: – Чтобы к десяти часам все это… – повел рукой командарм, – было взято, закреплено и обеспечено с флангов для прохода конницы. – И опять сбиваясь на крик: – Сегодня же! К десяти утра! Понял? И ни минутой позже! Сам веди в атаку батальоны, если не умеешь командовать! Иначе… иначе застрелю собственной рукой.
От леса, петляя бежали двое. По ним стреляли. Видно было, как густые фонтанчики пыли окружают их со всех сторон. Беглецы то падали, то ползли, то, когда стрельба затихала, снова поднимались и бежали, бежали изо всех сил, но бег их был бегом обреченных: на таком открытом поле уцелеть, казалось, было невозможно. Но каким-то чудом они все еще оставались живыми. Вот достигли того места, где полегла половина головного эскадрона, и, лавируя между трупами лошадей и людей, прикрываясь ими от плотного огня из окопов, то появляясь, то исчезая из виду, все подвигались в сторону лощины, и все, кто находился на холме, следили за ними и переживали.
С нашей стороны ударили наконец минометы и пушки, редкая гряда разрывов встала по гребню холмов. Несколько дымовых снарядов отсекли беглецов от противника, и они, пользуясь этим, вскочили, наддали ходу и скрылись среди густого кустарника лощины.
– Кто у тебя там, впереди? – спросил Конев у комдива, разглядывая в бинокль холмы.
Полковник Чугунов приблизился к командующему.
– Командир батальона Хрюкин, товарищ командующий, – поспешно ответил он.
– Сколько людей в батальоне?
– Четыреста. Четыреста двадцать шесть, товарищ командующий.
– И где этот батальон? Есть с ним связь или нет? – отрывисто и зло бросал слова Конев.
– Была, товарищ командующий. Полчаса назад как была, – поспешно ответил комдив. И, оборотившись, окликнул кого-то из группы офицеров, стоящих поодаль, неожиданно петушиным голосом: – Расулов!
К ним подбежал чернявый капитан, вытянулся с рукой у пилотки.
– Связь с батальоном Хрюкина! – взвизгнул полковник, багровея одутловатым лицом.
– Нет связи, товарищ полковник! Перебило! Я послал связистов… – звонким голосом сообщил капитан Расулов. И тут же обрадованно: – Да вон же они, связисты, товарищ полковник! – и показал рукой в сторону стелющегося над землей белого дыма, в котором что-то двигалось.
– Разобраться! – приказал полковник
