жившего в соседней комнате. Последний тоже изолировался от штаба, и все между собой были в натянутых отношениях, чуть ли не в ссоре. Ольдерогге удалось оттянуть, но об обстановке сами ничего не знали. Впечатление было тяжелое. На обратном пути велел сжечь находившуюся в лесу близ дороги вышку, которая поднималась над деревьями и могла служить отличным ориентировочным пунктом для неприятельской артиллерии.
Общее заключение о действиях на Дейме
Из всего виденного я пришел к заключению очень неутешительному. Прежде всего, все штабы, начиная от штаба армии и кончая штабом дивизии, были крайне пассивны, не знали своих обязанностей, давали ложную ориентировку и не имели все время никаких сведений о противнике. Все это особенно стало ясно на Дейме, так как, имея хоть одного ловкого шпиона, очень нетрудно было узнать, что находится в Кенигсберге. Затем высшее управление было из рук вон плохо. Не сумели распорядиться, чтобы целая армия прогнала ничтожные силы немцев из-за Деймы и форсировала бы эту речонку. Верили преувеличенным сведениям о каких-то невероятно сильных укреплениях и заграждениях и о нахождении в Кенигсберге громадных сил. И все это перед самым носом не могли проверить. Между тем лесистая местность способствовала совершенно скрытному подходу, введению противника в заблуждение и незаметному устройству переправ. Потом уже, конечно, выяснилось, что Кенигсберг был совершенно неподготовлен, обнажен от войск, и армия могла взять его с налета. Ничего этого не знали. Войсковые начальники и часть войск выказали очень дурную подготовку мирного времени. Было полное отсутствие инициативы, и проявлено совершенное невежество в военном деле, до того, что приходилось отдавать приказания относительно пешей разведки, связи с соседями, организации наблюдательных пунктов, правил ведения огня и прочее, и прочее. Вновь подтвердилось полное отсутствие стремления вперед, преувеличенный страх перед противником (особенно в 114-м и 115-м полках), благодаря чему несколько раз поступали ложные или преувеличенные донесения о наступлении неприятеля, артиллерийский огонь которого наводил ужас. Наша артиллерия всеми мерами стремилась стать подальше, чтобы не подвергаться обстрелу. Помню, как Савич всегда хотел доказать, что наша шрапнель может отлично бить на 5½ версты. Причем артиллерия не доверяла пехоте, опасаясь, что последняя ее бросит. Тут вновь подтвердилась повадка нижних чинов исчезать с поля сражения в тыл, прятаться и уползать, и неумение в ротах и полках организовывать за этим наблюдения и поверку. Уходила такая масса, что даже священник 114-го полка сказал проповедь, в которой прямо укорял солдат в неисполнении своего долга по присяге и в трусости. Спрашивается, большой ли толк от таких бойцов, которые не хотят сражаться и которых надо гнать в бой нагайками. Не лучше ли всех этих людей перед тем, чтобы назначать в строй, хорошенько обучить и воспитать. Да с таким составом возможны лишь случайные победы. К тому же большинство офицеров совершенно невежественны и вести бой
