и хотя я все еще слегка ощущаю – что я ощущаю? тревогу? напряжение? желание получить похвалу от отца? – все эти эмоции не волнуют меня, словно у меня против них иммунитет.
Мама машет мне рукой, потом замечает за моей спиной Райну, и ее улыбка из дружелюбной становится счастливой. Старшая дочь. Любимица. И я, дочь, которая должна была быть сыном.
Мы пробираемся сквозь толпу, мама встает и, сжав ладонями щеки Райны, крепко целует ее в одну, потом в другую.
– Вот так сюрприз! Явились оба ребенка!
– Вообще-то у тебя их трое, – напоминаю я. Официант пододвигает мне стул, и я сажусь.
– Ах да, Оливер… но о его жизни можно узнать разве что из этого, как его там… свитера.
– «Твиттера», – уточняю я.
– А, да, да! – мама реагирует слишком уж бурно.
– Привет, девочки, – отец целует мне руку. – Райна, что привело тебя сюда? Я думал, ты готовишься к заседанию.
– Шон с Никки пошли на бейсбол, – начинаю я, – выяснилось в последнюю минуту…
– Да, у меня заседание, но я нашла время, – перебивает меня Райна. Отец жестом подзывает официанта.
– Вот и хорошо, – говорит он. – Мы хотели обсудить с тобой кое-что личное.
– А со мной? – спрашиваю я. То ли мои мозги медленно соображают из-за антидепрессанта, то ли отец намеренно подчеркивает, что рад только Райне.
– С нашими детьми, – говорит мама и поджимает губы; морщинки над ними пачкаются ярко-красной помадой. Она выглядит усталой и гораздо более замученной, чем в нашу предыдущую встречу, которая состоялась всего месяц назад в этом же самом ресторане за этим же самым столом.
– Кто-то из вас умирает? – задает Райна насущный вопрос. Я уверена – она подсела на эти пилюли, они вошли у нее в привычку, как конфетка, как бокал белого вина. Взгляд у нее осмысленный, но она спокойна, во всяком случае, спокойнее, чем обычно.
– Никто из нас не умирает, – отвечает мама, вертя в руках вилку и не глядя на нас.
– Давайте сделаем заказ, – предлагает отец, – я ужасно проголодался. Целый день на Си-эн-эн, а их зеленая комната – на любителя.
– Как ты изящно сейчас выпендрился, – замечает Райна.
– Что? – Мама явно смущена. – Как ты сказала?
– Забудь, – говорит Райна.
– Не смей разговаривать со мной в таком тоне, юная леди, – рявкает отец. – Не знаю и знать не хочу, что значит «выпендрился», – он поднимает и опускает пальцы, показывая кавычки. Мне это кажется странным, словно отец строит из себя тинейджера, но потом я вспоминаю, что он просто любит ставить кавычки где ни попадя; он всегда так поступал, переписывая чужие рассказы. Он продолжает:
– В Бирме сегодня было землетрясение, многие расстались с жизнью, так что всем было не до меня. Я только и выступал в перерывах между новостями.
– Понимаю, папочка, – говорит Райна, чтобы его успокоить. Официант как раз принес вино, она берет бокал и делает большой глоток, давая понять – ее реплика
