короля Филиппа, да так и не нашли.
Он лукаво прищуривается:
– Да и будь у меня золото ордена, я не ждал бы посланника с небес! Я бы вооружил и послал против англичанина войско, более многочисленное, чем бывает камней на морском берегу…
Монсеньор прерывает насмешливую речь Дофина:
– Реликвии скрыты в тайных местах, известных архиепископу Реймса, а золото ордена спрятано в сокровищнице кафедрального собора…
– Что!!!
Дофин Карл застывает на месте. Когда он начинает говорить, голос из тихого шепота понемногу вырастает в крик:
– У вас золото ордена! Я всегда это подозревал! Церковь! Церковь владеет золотом ордена! И скрывает это! А тем временем государство гибнет! Это ли не предательство! Это ли не измена! Предатели! Предатели!
Он трясет сжатыми кулаками. Его гнев громогласен и отдает подмостками.
Монсеньор невозмутим. Неторопливо кивает головой. В глазах запряталось презрение. Он тихо роняет рассудительные неторопливые слова:
– Хранить – не значит владеть, мой дофин. Золото ордена отдано в благословенные руки церкви на хранение. Сейчас вы потребуете отдать реликвии и золото вам. А мы ответим – нет.
Лицо Дофина наливается синевой. Монсеньор продолжает кротко:
– Мы скажем – нет, потому, что все золото мира не поможет тому, кто проклят, чьи помыслы, даже самые благие, обречены на поражение и позор. Мы скажем – нет, потому, что эти реликвии и золото предназначаются не вам. Что стоит Государь без Божьего благословения? Золото утекает через его пальцы в песок небытия. Нет, мы должны позаботиться, чтобы они попали в указанные в документе руки. Великий магистр завещал свой меч и корону не вам, а тому избраннику, кто много лет спустя придет в Шинон, чтобы снять проклятие и вступиться за королевство и королевскую кровь. Так пожелал распорядится Бог и Он завещал нам сделать это!
– Бог? Или Жак де Моле, которого осудила церковь?
Монсеньор молча смотрит на взбешенного Дофина. Поднимает палец, тихо грозит. Постой жест, почти отеческий.
Дофин отступает. Трет щеки руками. Понемногу опоминается. Идет к монсеньору. Смиренными губами касается пасторского перстня. Отступает. Садится в кресло напротив. Он деловит:
– Как они попали в Реймс, монсеньор?
– Дорогой, причудливой, как жизнь.
– И все же?
Не дождавшись ответа, говорит просительно:
– Расскажите. Я хочу знать все об этом деле.
Монсеньор быстро прикрывает глаза веками. Невозможно понять – как он относится к внезапному смирению Дофина. Смотрит в огонь. Начинает задумчиво:
– От вас у преблагой церкви нет тайн. Слушайте! После того, как рыцарей арестовали и обыскали одну за одной, их резиденции, не нашли ни золота, ни знаков власти магистра. Рыцарей пытали, но дознаться не удалось. Из простых храмовников никто того не знал. Высшие молчали. И тех и других пытали без перерыва, но не узнали ничего. Они признавались в чудовищных грехах под пыткой. Чего только
