ли я, адресуясь, очевидно, к таившемуся в глубинах массового сознания образу латышских стрелков. В первый раз случилось это во время прохождения призывной комиссии.
– Так, Стэн Николай, латыш, что ли? – спросил майор в военкомате, просматривая мою папку.
– Нет, я русский, – ответил я.
– Ладно, неважно, разряд по плаванию – это хорошо, пойдешь во внутренние войска, – заключил он.
Несколько раз повторил я в уме наш диалог, и вскоре мне стало ясно, что говорить с армейскими людьми надо коротко, просто и лишь по необходимости. И от этого будет зависеть, как меня будут воспринимать и как станут ко мне относиться. Мне предстояло выработать свою линию поведения, как в свое время Андрею, но тот «косил», а я на это был не способен. Следовательно, мне необходимо было играть роль «тупого латыша»: переспрашивать и уточнять по возможности, так, чтобы ко мне обращались в последнюю очередь, или же исполнять просто и точно обращенные ко мне команды; никому не рассказывать о своей семье, отец и мать – служащие, живем в коммуналке, соседка Тася, да еще дед с бабкой; учился в педе, отчислили за драку. Внешние данные и естественный темперамент позволяли мне изображать медлительного парня с не очень развитым интеллектом. Услышав как-то относившиеся ко мне слова старшины «Ряху-то наел, а с мозгами не очень», я понял, что нахожусь на верном пути.
После окончания занятий в учебной части под Ленинградом я провел полгода в конвойном подразделении, участвовал в перевозке заключенных и насмотрелся всякого. Затем меня перевели на службу в караульный взвод стрелков в лагере неподалеку от Камышлова, на Урале, в ста пятидесяти километрах от Свердловска.
Выполняли мы ординарные задачи: конвоировали заключенных на работу, охраняли лагеря по периметру, сопровождали эшелоны и ловили беглецов.
В первое же увольнение я отправился в город на попутке. День был летний, но нежаркий. Побродив по пыльному деревянному городу, я зашел в пивную у городских бань, съел тарелку серых пельменей, выпил жидкого пива, вышел на улицу, купил сливочное мороженое в вафельном стаканчике и отправился от нечего делать в музей.
Экскурсовод, симпатичная девушка с чуть вздернутым носом и карими, слегка раскосыми глазами, одетая как типичная учительница – светлая блузка, темная юбка, туфли на низком каблуке, – обрадовалась моему появлению (согласно служебной инструкции, группа должна насчитывать не менее пяти человек) и повела посетителей на экскурсию. Звали ее Татьяна, и из ее рассказа я узнал, что начинался Камышлов как острог. Было это еще до Петра I. В середине восемнадцатого века через выросшую у острога слободу прошел Сибирский тракт, а в начале двадцатого века Камышлов был купеческим городом с деревянными строениями, каменным Покровским собором, зданием мужской гимназии, городскими банями, резиденцией градоначальника и полицейским управлением. В ту пору в городе насчитывалось более двух сотен лавок, где
