нашего общества», – процитировал он известный газетный штамп.
– Но это же не просто так, – сказал я в ответ, – это потому, что я человека застрелил.
– Не просто человека, а заключенного при попытке к бегству, и застрелил, выполняя приказ непосредственного начальника. Это армейская дисциплина, тут никуда не денешься, – ответил он, – ты принимал присягу и обязан ее выполнять. À la guerre comme à la guerre. На войне как на войне, Nicolas.
– Но ведь сейчас мирное время, – возразил я просто оттого, что мне хотелось возразить.
– Это иллюзия, – сказал отец, – война никогда не кончается, ее просто меньше или больше.
– Так что же мне делать, как ты думаешь? – спросил я у него.
– В конце концов, ты можешь вступить в партию в армии, а по окончании службы забыть об этом. Достаточно потерять партбилет, не платить членские взносы, – усмехнулся отец, – или просто не встать на учет…
– А если мне это как-то поможет после армии? – спросил я.
– В каком смысле?
– Ну, в смысле карьеры, ведь, когда я вернусь, мне где-то придется учиться, а потом работать, – предположил я.
– Отрадно слышать, – сказал отец, – ты начинаешь задумываться о будущем. Ну что ж, вероятно и поможет, даже наверняка, но и обязательства какие-то наложит на тебя. Тебе придется ходить на собрания и голосовать за что-то. Похоже, ты будешь первым членом партии в нашей семье.
Тут я вспомнил рассказ Агаты о его первой жене, которая возвращалась с партийных собраний навеселе.
– Что ж, если надо, так проголосуем, одобрим, воздержимся, ну а если уж что-то совсем людоедское – проголосую против, и меня отовсюду выгонят, но ведь не посадят, верно? – с надеждой спросил я.
– Будем надеяться, что не посадят, – усмехнулся отец, – в крайнем случае я докажу, что ты психически болен. Ты ведь и вправду не совсем обычный парень. А кстати, ты сам-то сравнивал себя с товарищами по службе? – поинтересовался он.
– Да, они какие-то другие, – согласился я. – Есть, правда, неплохие ребята, но вообще-то живут они как во сне. Вспоминают свои дома, места, где жили, и больше ничего. Впрочем, это, наверное, нормально… То есть живут по инерции, как будто все так и должно быть, просто и без сомнений.
– К сожалению, это не только о них можно сказать, – заметил отец, вновь усмехнувшись. – Ну, а ты?
– Мне кажется, я там теряю какие-то ориентиры. Все без края, все куда-то тянется, уходит за горизонт. И я сам вроде как потерянный, но стараюсь этого не показывать. Прикидываюсь тупым. Но на Урале я бы жить не хотел, да и вообще нигде кроме Питера мне жить не хочется.
– Ну что ж, – сказал отец, – не ты первый, не ты и последний.
Говорили мы с ним в том же кабинете, куда я когда-то пришел с мучившим меня вопросом о «живом трупе».
Через несколько месяцев после возвращения в Ленинград в жизни моей наметились
