насчет своего таланта, но все же – ведь у нее и выставлялось кое-что, и продавались картины. А теперь этот вечный страх из-за Тоши, целодневное одиночество в квартире, которую она так и не сумела сделать уютной, редкие звонки приятелей, с которыми даже встретиться некогда…
Как-то само собою получилось, что, объявив жене о своем отъезде во Францию, Широбоков уже не предложил ей ехать вместе с ним.
– Что тебе там делать, детка? – сказал он с обычной своей невозмутимостью. – Ты и по-французски не говоришь, и знакомых у тебя там нет. Я уверен, ты будешь скучать.
«Можно подумать, здесь мне очень весело», – подумала Инга, но промолчала.
Теперь она уже и сама не была уверена, что хочет ехать с ним куда-то.
– А как же Тоша? – спросила было она. – Ведь мальчику нужен отец.
– Да? – усмехнулся Широбоков. – Я и не отказываюсь от отцовства, если ты заметила. Просто у нас с тобой не сложилось особенной близости, при чем здесь ребенок? Я ведь буду приезжать и непременно навещать вас с Антоном. А жаловаться на мою финансовую неаккуратность у тебя, моя радость, по-моему, нет оснований.
«Как во сне идет моя жизнь, – думала Инга, слушая мужа. – Что происходит между нами, расходимся мы или нет, чувствует ли он ко мне хоть что-нибудь? А я к нему?»
После отъезда Широбокова Инга поняла: еще год-другой, и она опустится на дно, где эта илистая скука, эта обволакивающая лень уже не отпустят ее.
– Мама! – воскликнула она, позвонив родителям. – Я тебя прошу, найди хоть кого-нибудь! Только чтобы не алкоголичка была и не маньячка, остальное безразлично. Чтобы приходила и сидела с Тошей, особенно вечером, чтобы я хоть куда-то могла выходить! Ведь он уже большой, ему четыре года почти, неужели нельзя никого найти?
Ужас охватывал ее, настоящий ужас! Немедленно сделать что-нибудь со своей жизнью, вырваться из этого болота! Плевать на Широбокова, найдет себе другого, только бы растормошить саму себя, вернуться к нормальному существованию.
– Буду платить сколько попросят, только найди, – решительно сказала Инга. – Иначе выброшусь из окна, – добавила она, чтобы заставить маму искать поактивнее.
И вот тогда-то эти женщины, от которых она прежде шарахалась, стали появляться в ее доме. С нянями ей по-прежнему не везло, но теперь Инга твердо знала: как бы там ни было, а надо соглашаться с тем, что есть, лишь бы не обижали Тошу – за этим она следила, дотошно расспрашивая сына о постоянно сменяющихся няньках.
Иногда она отвозила его на дачу к бабушке и дедушке. Но Элечки надолго не хватало, а папа старался напоследок своего функционерства в разваливающемся Союзе получить как можно больше, и ему тоже было не до внука.
Так прошел год. Инга лихорадочно наверстывала упущенное за время своего странного замужества. Она провела почти месяц в мастерской, написала несколько вполне сносных картинок. Инга давно уже поняла: не так важно, что именно и как
