вздрогнул от неожиданности и побежал быстрее. По малолюдной улице они подъехали к дому матери Харитона. Даша встала на затекшие ноги.
– Харитон, я у Глашки буду, – предупредила она.
Тот согласно кивнул и направился в дом. Даша же поспешила через улицу. Прежде, чем идти к подруге, она направилась к одиноко стоящей на окраине деревни хате. Постучав, она сразу распахнула двери, не ожидая приглашения. На нее пахнуло кислым, застоявшимся воздухом. Огромная русская печь, занимавшая половину комнаты, щерилась немазаными кирпичами, на деревянном столе стояла немытая посуда. Даша поморщилась, глядя на беспорядок, но на уборку сегодня не было времени. Вместо кровати или полатей, во многих избах находящихся в переднем углу, у печки стоял плохо струганный ящик на невысоких табуретках. Даша, не снимая шубы, направилась к ящику. Оттуда, навстречу ей, поднялось бледное, улыбающееся женское лицо. То, что это была женщина, можно было догадаться по повязанному платку. Ничего больше нельзя было разглядеть под накиданными тряпками. Она радостно улыбалась Даше. Та, расстегнув шубку, и подойдя поближе, помогла ей сесть в ящике.
– Здравствуй, Марина, – ласково произнесла Даша. Было видно что она рада этой встрече. Девушка развернула узелок со сдобными пышками. – Я тебе пышек любимых привезла, – сообщила она.
Марина, зашевелилась устраиваясь поудобнее. Растягивая слова, обиженно сказала:
– Я те-бя да-в-но жду.
– Так метель какая была, – оправдывалась Даша, – дороги занесло, не пройти.
– Мне го-вор-и-л отец, – согласно закивала женщина.
– Я не надолго, Мариш, – Даша виновато глянула на подругу. С Харитоном приехала. Он у матери сейчас, а я еще хочу Глашку навестить. Ты не скучай, – Даша заметила потухший взгляд, – я приду одна в деревню, покажу тебе кружева, а еще расскажу тебе кое-что, – она загадочно улыбнулась и помахала рукой на прощанье.
В сенцах она столкнулась с отцом Марины, нелюдимым мужиком, которого боялась, как и все в деревне. Не любил он непрошеных гостей, сам не ходил ни к кому. В деревне появлялся только на общем сходе, да и то не всегда. Он и без указаний мог выбрать себе участок для сенокоса, а новости его мало интересовали. Жил он бобылем после смерти жены. Умерла она в родах, оставив ему дочь. Когда жена испустила дух, бабка‒повитуха принесла показать младенца. Увидев его, мужик утратил дар речи и, с тех пор, стал нелюдимым. Повитуха успокаивала его: подожди, может не выживет еще. Новоявленный отец молча строгал доски. Сколотил он ящик, похожий на гроб, но доски пилить не стал. Как были в длину, так и оставил. Его начали укорять: мол, что же ты делаешь, размер бы надо укоротить. На что тот коротко ответил: а вдруг выживет? Девочка выжила, да так и осталась жить в том ящике. Ходить она не умела, и говорила плохо, тянула слова. Ухаживала за ней бабушка. Назвал отец ее Мариной. Так и жила она в ящике, словно в лодке плыла.
Когда исполнилось Маришке, как все в деревне ее называли, лет шесть, попросилась к ним на ночлег нищенка, облюбовав
