малости. Когда снаряды для пушки кончились, ребята срезали с ее колес микропористую резину на мячики для игры в лапту. Лапта в селе в эти послевоенные годы была очень популярна, в нее играли и малыши и взрослые. Селяне с удовольствием приходили посмотреть и поболеть за команды, азартно подшучивая над проигравшими.
Ребятня играла в клеста – нужно было заостренную с двух сторон короткую палочку ударом биты по кончику поднять в воздух, а вторым ударом послать клест как можно дальше. Выигрывала та команда, которая за определенное количество ударов возвращала клест к кону.
Азартно, со спорами до стычек, играли в городки, причем весь инвентарь изготовляли сами.
До изнеможения гоняли металлическими, особо изогнутыми прутами, ободы от колес машин, разбитые остовы которых были в лесу, по берегам речки.
Однажды, после переданных секретных слухов о якобы найденных в разбомбленных многоэтажных жилых домах в Шайковке вещах – кто-то нашел швейную машинку, кто-то оружие, – Алька с Толиком побежали на поиски. Пролезли в щель на первом этаже, даже смогли спуститься в подвал, но все, что оставалось от жильцов, было собрано до них. Подняв голову, Алька на перевернутой взрывом панели с кафельным полом увидел жуткие кровавые отпечатки босых ног – кто-то, раненый, наследил перед тем, как очередная бомба разрушила дом. Стало жутко, они выскочили из развалин и побежали домой.
Было очень голодно. Наступавшее лето было связано, прежде всего, с поисками пищи. В рот шло все, что вылезало из земли – побеги щавеля, молодые трубки морковника, юные побеги сосен. Ловили раков под камнями и в норах, руками ловили мелкую плотву, голавликов под ивовыми зарослями, собирали птичьи яйца, в которых иногда попадались невылупившиеся птенцы – из-за этого Алька прекратил это занятие, тем более что бабушка осудила разорение гнезд Божьих птичек. Позднее наступала пора незрелых яблок, вишен, крушины, малины, земляники, огурцов, жареных на прутьях воробьев, которых сбивали картечинами, добываемыми из снарядов. Хорошо, если была соль, но обходились и без соли.
Как могли помогали взрослым – ворошили и сгребали сено, утаптывали его на возах и на скирдах, носили охапками.
До одури, до синевы, купались в речке, вода в которой была постоянно холодной из-за множества родников, питавших ее.
Осень приходила россыпями яблок, поедать которые мешала только оскомина. От войны у бабушки сохранились два улья пчел, необыкновенно злых. За морковкой, за яблоками на дальнем углу огорода приходилось добираться ползком между грядками. Еще страшнее было наказание, если, похвальбы ради, выходил он на улицу с куском хлеба, намазанным сверху свежевыгнанным медом, – бежать от них тогда приходилось до речки и нырять, в чем был, с макушкой в воду, успевая по дороге проглотить хлеб. Только тогда пчелы, покружив, улетали. Но свое пчелы добирали – обычным делом было ходить с перекошенной от укусов физиономией.
Осень – это коллективная
