республике. В начале XV в. монах-доминиканец Джованни Доминичи отстаивал идею о том, что правительство должно руководствоваться добродетелью, а служение государству – это обязанность христианина. Но в то же время он сурово обрушивался на алчность и честолюбие тех, кто стремится к власти («все несчастья мира начинаются с честолюбия, гордыни этого мира», – заявлял он64). Осуждая фракции, ведущие постоянную борьбу, он стенал, что «в мире не осталось справедливости, но лишь обман, власть, деньги, дружба и родители».65 Чтобы изменить это, необходимо было христианское возрождение.
В конце века на богатых обрушился монах-доминиканец Джироламо Савонарола.66 Он сурово клеймил их роскошные дворцы, экстравагантную одежду и роскошные частные капеллы. Ему была отвратительна борьба за положение в церкви. Он осуждал готовность, с какой церкви превращались в логова воров, обманывающих бедных и неимущих. Он считал, что от учения Христа отошли не только люди, но и сама Церковь, а правительство стало рассадником тирании. Озвучив недовольство, связанное с социоэкономическим и политическим неравенством, он провозгласил, что добрые люди – popolo minuto, бедные рабочие, еле сводящие концы с концами поденщики, старики и дети – были позабыты в гонке за деньгами. Флоренцию нужно реформировать в соответствии с представлениями пуристского толкования Священного Писания. Правительство следует реорганизовать, поставив во главу угла добродетель и милосердие. Церковь нуждается в очищении. Торговцам и купцам следует научиться скромности и сдержанности. «Флоренция! – провозглашал Савонарола. – Христос твой король!» За несколько недель, прошедших после падения Пьеро де Медичи, пламенный монах начал настоящую революцию. Тысячи юношей шли по улицам, уничтожая все, что казалось им высокомерной демонстрацией богатства. Синьория была вычищена. Вся Флоренция, как говорили критики Савонаролы, превратилась в монастырь. Революция была суровой и кровавой, но она явилась абсолютно естественным результатом напряженности, возникшей в силу взаимодействия экономики, политики и религии.
Микеланджело вернулся во Флоренцию в 1501 г. Савонарола был уже мертв, и религиозный экстремизм ушел в прошлое. Религия оставалась неотъемлемой частью флорентийской жизни, и связи между экономикой, политикой и Церковью были прочными, как всегда. И воплощением этих связей был архиепископ Ринальдо Орсини. «Давид» доказывает, что язык религии оставался центром формирования гражданской идентичности и являл собой сущность самовосприятия Флоренции. Религия (и глубоко благочестивый Микеланджело знал это очень хорошо) все еще определяла структуру повседневной жизни. Но сексуальные отклонения, соперничество за прибыли, политические интриги и страсть к реформированию все еще бурлили под спокойной с виду поверхностью.
Когда законченная статуя 8 сентября 1504 г. наконец предстала перед глазами зрителей, Давид увидел мгновенный снимок городской
