Я только немного по ней побегала, а она, возьми, и отколись от других, и поплыви…
– Ты сама спустилась в воду и поплыла, толкая изо всех сил лед и меня на нем к берегу.
– Точно. А ты держала мои руки, чтобы они, окоченевшие, не могли отцепиться. Тогда я бы могла утонуть. Помнишь?
– Конечно. Тебя положили в больницу с воспалением легких, а меня отпускали с последних уроков, потому что каждый день ездила к тебе, а там приемные часы…
– Да. Только не каждый день ты ко мне доезжала… С уроков уходила, но у меня показывалась не каждый день!
Мы смотрели друг на друга, и глаза щурились от сдерживаемого смеха. О чем еще думала Татьяна, не могла знать, а вот мне вспомнились еще пяток моих грешков из детства и нашей с ней кипучей юности. По всему выходило, что и за мной кое-что водилось, не только за ней.
– Ладно. Позавтракали. Пошли в комнату выстраивать картинку происшествия и разрабатывать план наших действий.
– Пошли.
Мы сели в комнате. Голова к голове, мысль от одной переходила к другой иногда совсем без слов. А ведь Танька была права, мы были когда-то единой душой. Жизнь постоянно вносила коррективы, было такое, что пыталась нас развести совершенно, иной раз снова сталкивала, да так, что искры летели. С годами мы здорово изменились. Я стала тем, кем стала, претерпев более значительные перемены, чем моя подруга. А вот она изменилась мало. Все тот же задор и бесшабашность, кипучая ее энергия часто уходила в некуда.
Я почувствовала, что если не помогу ей сейчас, то потеряю ее навсегда. Мне этого не хотелось. Была уверена в этом. Даже не надо было напрягаться и задавать себе разные умные вопросы, просто знала, что мое желание продолжать с ней дружбу вполне серьезно. На том и порешила.
Вечером меня ждала встреча с читателями. Перехожу к ней потому, что визит к Николаю Николаевичу не был ни чем примечателен. Сонная обстановка казенного кабинета, сонная муха билась о стекло закрытой оконной створки, сонный голос Колесникова задавал простые вопросы, на которые я так же просто отвечала. Правда, голос мой звучал пободрее его, вот и все, что было днем. Но, зато, вечер событиями был вполне богат.
На встречу я приехала заблаговременно. До того заскочила домой переодеться, а потом еще была парикмахерская. В ней я нуждалась обязательно. Дело в том, что Марина придумала мне образ. Для читателей, естественно, она старалась. Если бы вы взяли в руки мною написанную книгу, то увидели бы фотографию, с которой на вас смотрела бы строгая тетка в очках, в элегантном, но тоже строгом костюме, а на голове у нее красовался бы «Вавилон». Это я так называла высокую прическу, что придумал для меня любимый мастер-стилист Марины Николаевны Титовой. Мне самой было все равно, как выглядеть. Вот и отдалась в руки подруги. Она же мой издатель, ей было виднее…
Мне, правда, выгода от этого образа все же была. Меня «живьем», благодаря надуманной картинке, никто не узнавал на улице. Иначе, была в этом уверена, известность моих писательских трудов меня тяготила бы. Не тот я была человек, чтобы получать удовольствие от перешептывания за спиной, пусть
