И плеск чужой воды… Русские поэты и писатели вне России. Книга вторая. Уехавшие, оставшиеся и вернувшиеся. Юрий Безелянский
Чтение книги онлайн.
Читать онлайн книгу И плеск чужой воды… Русские поэты и писатели вне России. Книга вторая. Уехавшие, оставшиеся и вернувшиеся - Юрий Безелянский страница 24
На суде Савинков сказал:
– После тяжкой и долгой кровавой борьбы с вами, борьбы, в которой я сделал, может быть, больше, чем многие и многие другие, я вам говорю: я прихожу сюда и заявляю без принуждения, свободно, не потому, что стоят с винтовкой за спиной: я признаю безоговорочно Советскую власть и никакой другой.
В заключительном слове добавил:
– Для этого нужно было мне, Борису Савинкову, пережить неизмеримо больше того, на что вы можете меня осудить.
Его осудили на расстрел с конфискацией имущества. Это было 29 августа, а через пять часов Савинкову вручили постановление Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР, где высшая мера заменялась десятью годами лишения свободы. Не смерть, а десять лет тюрьмы. Все это было, очевидно, заранее прописано в сценарии о судьбе Савинкова.
За что милость? Вероятно, все это было рассчитано на эмиграцию, на некоторую нейтрализацию активного антибольшевизма, короче, на резонанс…
На Западе стали известны и другие слова Савинкова: «Воля народа – закон… Прав или нет мой народ, я только покорный его служитель. Ему служу и ему подчиняюсь. И каждый, кто любит Россию, не может иначе рассуждать». Другими словами: какая борьба с советской властью? Только служение русскому народу!..
Виктор Чернов разразился гневной филиппикой: «“Погарцевавши на Коне бледном, пересел на Коня вороного, а теперь, через ворота тоталитаризма, попал на Коне красном прямо в Москву… Какая сплошная коннозаводская карьера!” – говорят остряки. Да, ирония судьбы. Человек, от которого немного не пахло Апокалипсисом, кончил… – большевистским стойлом».
«Большевистским стойлом» была всего-навсего тюрьма на Лубянке, хотя и комфортного содержания. Там Савинков жил и общался с женой, размышляя о пережитом и о возможном будущем, вел свой тюремный дневник. В нем он фиксировал постоянно происходившие в тюрьме уводы заключенных на расстрелы, выстрелы…
Запись от 24 апреля 1925 года: «…В Париже во мне живет Москва, в Москве – Париж. Я знаю, что для меня главное в Москве: русский язык, кривые переулки, старинные церкви, убожество, нищета и… Музей революции и… Новодевичий монастырь. Но что главное для меня в Париже? Не знаю. Кажется, цветы на каштанах, прозрачные сумерки, февральские оголенные деревья с предчувствием весны, яблони по дороге в St Cloud, туман в Булонском лесу. Во всяком случае, прежде