В общем, я решила порвать с ним, но не знала, как это сделать, чтобы не остаться врагами. И вдруг меня осенило.
Из Парижа Шляхтич написал мне:
– Страшно по тебе скучаю! С нетерпением жду, когда же начнется наша совместная жизнь!
– Мы тоже ждем, – загадочно ответила я.
– Кто «мы»? – явно напрягся Шляхтич.
– Я и мой сын Сережа. Ему шесть лет, я очень хочу вас познакомить. Кстати, а в какой комнате он будет жить?
Ответа я не получила. Шляхтич исчез к чертям собачим. Воссоединился, так сказать, с семьей.
Глава 12. Слава Богу, пятница!
Помню, однажды на уроке домоводства одна моя противная одноклассница заявила, что ее бабушка как-то отказалась от работы на заводе по изготовлению валенок, так как много валенок ей не нужно, а больше там украсть нечего. Руководствуясь этой философией жизни не на одну зарплату, девица устроилась на консервный завод.
Видимо, это вполне естественное человеческое желание – получить от работы не только удовольствие от самореализации и зарплату, но и какие-то дополнительные блага. Вот и Альберт Эйнштейн, работая клерком в патентном бюро, не раз присваивал себе чужие изобретения, как я – орешки и конфеты. Впрочем, мне хозяева домов всегда предлагали угощаться, так что воровством это вряд ли может считаться.
Несмотря на свое неприглядное поведение, в Принстоне Эйнштейн – уважаемая персона и туристический бренд. Тут запросто можно купить одежду или сумку с его знаменитым языкастым портретом или формулой «Е равно эм цэ квадрат», посмотреть на его бюст, на дом, где он жил, и на университет, в котором преподавал.
Вот именно по территории университета я и решила сегодня прогуляться после работы, так как заканчивала в три часа дня и предпочитала провести время до вечера в Принстоне, а потом вернуться домой на автобусе.
По пятницам у меня был всего один дом, где жила чудесная сербская семья – мама, папа, две дочурки и сын. Это был мой любимый дом и любимые хозяева. Лара, которая была немного старше меня, всегда очень приветливо ко мне относилась и даже оставляла полноценный домашний обед – суп, салат и второе. А если в доме был праздник, меня всегда ждал большой кусок торта, причем действительно нормального торта европейского образца, а не мерзопакостного американского пирога.
Детки – трехлетний мальчик и девочки пяти и восьми лет – были такими смышлеными, милыми и ласковыми, что я, глядя на них, очень жалела, что не наблюдала, как рос мой сын.
Папу я видела редко, но в такие минуты испытывала благоговение перед его родительским талантом: он разговаривал с детьми, даже с самым младшим, как со взрослыми, безо всякого сюсюканья или наставлений, объясняя им, почему что-то надо делать, а что-то не стоит. Он не отмахивался от их вопросов, а обстоятельно на них отвечал, если знал ответ, и обещал ответить после консультации с интернетом, если не знал. И в такие минуты я остро понимала, что детям очень
