хочу давать вам ложную надежду, – продолжил он. – У Ксении Гудковой подобные раны. Если и была арматура, то в руках убийцы. Но это не арматура, как вы знаете. Какой-то инструмент с тонким острым кончиком. Возможно, повреждены ребра.
– Ее так, – Голдин кивнул на спину, – при жизни?
– Я склонен думать, что да. Просто звери… Но она сопротивлялась.
– Звери или зверь, – Голдин задумался. – На изнасилование не похоже – брюки целы, но проверить все же надо, – судмедэксперт кивнул. – Сумки рядом нет?
– Практиканты прочесывают лес. Пока ничего не нашли. Документов, ключей, телефона тоже.
– То есть мы не знаем, кто она, – констатировал Голдин.
– Не знаем, – ответил Триницкий.
– Надо узнать, кто-нибудь заявлял о пропаже девушки, – следователь сказал это, продолжая смотреть на растерзанное тело. Боковым зрением он увидел, как молодой следак Паша Курамов пошел в сторону машины.
– Давно она мертва?
– Думаю, умерла до полуночи. Точнее скажу позже.
– Накрой ее, – попросил Голдин, подняв широкий ворот пальто, достающий первую седину в темных висках. Впрочем, от ветра, который словно с цепи сорвался это слабо защищало.
Он пошел вдоль берега, вспоминая летний детский смех, веселые зайчики, прыгающие по воде. Голдин направлялся в сторону сосен, смотря на почерневшее летнее воспоминание, когда услышал вой за спиной. Не плач, не крик, а именно вой.
Молодая женщина в старой куртке с капюшоном, джинсах и резиновых сапогах упала на колени на песок и, закрыв лицо руками, выла.
– Прости, прости, прости меня! Какая же я дура, – женщина продолжала выть.
Участковый бросился к ней.
– Катя. Катя! – Разин несколько раз тряхнул ее, пытаясь привести в чувства. Но та его не слышала, продолжая выть.
– Как же мне теперь жить с этим?! – слезы градом лились по щекам.
– Катя! Это не он! Не он, слышишь, Катя! – участковый пытался докричаться до женщины, продолжая трясти ее.
– Не… он? – женщина растерялась, она повернула к участковому глаза, под которыми росли мокрые разводы.
– Твой вон в машине спит, – участковый показал в сторону припарковавшихся автомобилей.
В одной из них в плотно запотевшем стекле появилась черная дыра, через которую проснувшийся от воя Митька наблюдал за женой. Любит, значит, ухмыльнулся он. Вот бы локти кусала, если бы он действительно покончил с собой.
Потом перевел взгляд на пленку или ткань, которой прикрыли тело, и похолодел от мысли: ему уже было бы все равно от этих слез. Вообще, было бы до всего все равно.
***
Голдин возвращался в город. Если это вторая жертва, то искать ее нужно там же, где была первая.
Странное ощущение, но дорога обратно всегда занимает меньше времени. Седан с ромбиком над бампером ровно гудел, направляясь в историческую часть областного центра, где находился университет.
В
