схватить Арси и стащить его вниз. На меня поглядывали опасливо, но все внимание собирал на себе Арси. Он кричал, горячился, убеждал. Его поведение, грубое обращение с прислугой казались мне непристойными. И все же я не мог не позавидовать этой безотчетной напористости, с которой Арси требовал впустить нас. Я не думал, что у него что-то получится: мало того что одеты мы были не соответствующе торжеству, поведение Арси тоже было неподобающим. Тем не менее, после этой короткой, но жесткой перепалки нас впустили и проводили во внутренние комнаты – правда, в окружении охраны. Кто-то из прислуги отправился доложить канцлеру о нашем визите. Узнав об этом, Арси взглянул на меня с торжествующим видом. Мы находились в небольшом зале, убранном в светлых голубых и зеленых тонах и украшенном зеркалами, и в их несуществующих коридорах многократно отразилась безупречная осанка и аристократическая улыбка Арси. Ни растрепанные волосы, ни мятая пыльная одежда, в которой он не так давно спал на полу кухни в лавке цирюльника, не могли отнять у него его происхождения.
Через какое-то время слуга вернулся и сообщил, что канцлер готов нас принять. Лицо у него было такое, словно он только что съел лимон и запил его уксусом. Вместе с охраной, которая не отставала от нас ни на шаг, он проводил нас в одну из гостиных, открыл сдвоенные двери и отступил в сторону.
– Молодые люди такие горячие, – произнес кто-то старческим, скрипучим голосом, вызывающим в мыслях образ писчего пера и желтоватой шершавой бумаги. Потом раздался тихий смех, похожий на кашель. Я не сразу понял, что говорил сам канцлер Фирриган. Он сидел в одном из кресел – сухонький старичок с лицом деревянной скульптурки, одетый в фиолетовый камзол и песочного цвета жилет с богатой отделкой.
– Прошу простить моего сына, – сказал соседствующий с ним господин. Одарив Арси многозначительным взглядом, он, не отводя его, произнес: – Надеюсь, у него есть веская причина для поведения подобного рода.
Я знал этого человека: это был господин Риввейн, отец Арси. В комнате находилось еще несколько мужчин – высокопоставленное дворянство, они, кажется, курили и выпивали, коротая ночь за разговорами… До тех пор, пока мы не осмелились помешать им. Кровь отхлынула от моего лица – я только сейчас понял, какое безрассудство мы совершили. А вот Арси, по всей видимости, еще только предстояло это понять.
– Добрый вечер, господин Фирриган! – бодро начал он. – Добрый вечер, уважаемые господа. Здравствуй, отец. Мы просим прощения… – он выдал какую-то витиеватую фразу, в которой я понял слова, но не общий смысл, но которая, кажется, пришлась по душе присутствующим. А потом он перешел к главному. – Разрешите представить моего друга Сеймора Коулфа. Пару часов назад мы спасли жизнь одному человеку. Он уполномочил Сеймора передать Вам, господин Фирриган, нечто важное и очень срочно. Вы позволите?
Канцлер по-птичьи склонил голову на бок. На губах его играла легкая улыбка – к счастью, происходящее забавляло его, а не сердило. У нас был шанс легко отделаться.
– Кто этот человек? – спросил Фирриган.
– Мы не знаем.
– О-у…
