протянутые мне деньги. То, что было в подвале – цветочки. Сейчас мне в любом случае попадет на ягодки. Молот застыл над наковальней.
– Я уже высказала свое мнение, – ответила я, с сожалением отворачиваясь от протянутых денег. – Это – моя принципиальная журналистская позиция. Инцидент в красках описывать я не стану, но упоминание о нем будет.
Маг посмотрел на меня нехорошим взглядом, а потом нахмурился и вышел из кабинета. За ним засеменил в одном тапке Ирвин, бросая грозные взгляды в мою сторону. Дверь хлопнула так, словно кого-то только что пристрелили.
– Я могу идти? – спросила я, пытаясь оторваться от стула. Несмотря на все нехорошие предчувствия, я смогла отлипнуть, глядя на безнадежно испорченную мебель философским взглядом любимой кошечки.
– Да. Тебя проводят, – произнес инквизитор, отворачиваясь. – Утром тебе выдадут новые документы взамен испорченных. Ах да. Завтра, чтобы я тебя не видел в Академии. Если увижу – пеняй на себя. Поищи другие темы для сенсаций.
Когда я шла по улице в сопровождении двух патрульных, со стороны это напоминало конвой. Такое чувство, будто они вели меня в тюрьму. Хотя, так оно и есть. Если для кого-то дом – это крепость, то для меня – это тюрьма. Моя облезлая тюрьма в ночном сумраке выглядела все так же убого и гнусно. В почтовом ящике я нашла письмо-уведомление о том, что вместо пяти тысяч мне следует уплатить всего лишь пятьдесят эрлингов. Я так же обнаружила письмо по поводу непогашенной задолженности за пять лет. Философски взглянув на пятизначную сумму, я вздохнула.
Меня довели до двери, которую я открыла своим старым ключом, мысленно пытаясь мобилизоваться перед неизбежной головомойкой.
– Что это значит? Да как ты выглядишь? – выл призрак, капая мне ядом на напряженные нервы. – Не может быть! Тебя опозорили! Чуяло мое сердце! Позор! Не для того тебя растили, не для того тебя кормили, чтобы … Да кто ж тебя после этого замуж – то позовет? Да что ж мне с тобой делать?
– Оставить в покое! – огрызнулась я, погружаясь в теплую ванну. Клей постепенно размокал и смывался. Волосы после вынужденной яблочной маски были гладкие и шелковистые, кожа на лице – упругой и нежной, а на поверхности воды плавали белые, приятно пахнущие лепестки. Деревянное платье и дубовые панталоны стояли у стены.
– Ой не думала, что доживу до того дня, когда моя внучка опозорит нашу честную фамилию! Да что бы сказал твой отец, узнав о том, тебя облили на улице помоями за твое развратное поведение! – возмущалась бабка, пытаясь спустить воду, но я зажала пяткой слив, не обращая внимания на крики.
Я лежала в воде, смывая с себя остатки клея, и думала над статьей. Нет, это будет не интервью. Это будет нечто другое. Через полчаса я сидела в своей комнате, сушила волосы полотенцем и писала.
«К вашим услугам – прежняя заслуга»
Статья посвящается некогда великому ученому Ирвину Гамильтону.
«Здравствуйте!
