кого-то представят к награде, но мы, разумеется, победим.
Тайрер задумался над его словами, вспоминая уже пережитый им страх и слова Бебкотта, убедившие его, что первый раз всегда самый трудный, вспоминая, как храбро бросился Марлоу в погоню за убийцей, как ослепительна была Анжелика и как чудесно быть живым, молодым, здоровым и уверенно стоять одной ногой на первой ступени лестницы, на верху которой его ждет пост министра. Он улыбнулся. Теплота его улыбки согрела и Марлоу тоже.
– В любви и на войне все средства хороши, не так ли? – сказал он.
Анжелика сидела у окна в больничной палате Канагавы, неподвижно глядя в пространство. Солнце время от времени пробивалось сквозь белые пушистые облака, похожие на пуховку из ее пудреницы. У носа она держала сильно надушенный платочек. Позади нее Струан лежал на постели, наполовину во сне, наполовину бодрствуя. В саду постоянно ходили патрули. После ночного нападения бдительность была удвоена, из лагеря под Иокогамой прибыли подкрепления; Паллидар временно исполнял обязанности начальника гарнизона.
Легкий стук в дверь заставил ее очнуться от грез.
– Да? – отозвалась она, пряча платок в ладони.
Это был Лим. Рядом с ним стоял китаец с подносом.
– Кушать для масса. Мисси кушать хочит, хейа?
– Поставьте туда! – приказала она, указав рукой на прикроватный столик. Она уже собиралась распорядиться, чтобы и ее поднос принесли сюда, как обычно, потом передумала, считая, что ничего страшного не случится, если она поест в другом месте. – Сегодня… сегодня вечером мисси кушать столовая. Твоя понимает, хейа?
– Понимаит. – Лим рассмеялся про себя, зная, что она пользуется платком, когда думает, что остается одна. «Ай-йа, интересно, нос у нее такой же маленький и изящный, как и другая ее часть? Запах? Что это за запах, на который все они жалуются? Здесь пока нет запаха смерти. Следует ли мне сказать сыну тайпана, что новости из Гонконга скверные? Ай-й-йа, нет, пусть он лучше сам узнает». – Понимаит. – Лим широко улыбнулся и вышел.
– Chéri? – Механически она поднесла к его лицу чашку с куриным супом.
– Потом, спасибо, дорогая, – ответил Малкольм Струан, как она и ожидала. Голос его звучал слабо.
– Попробуй съесть немного, – настаивала она, как обычно, но он снова отказался.
Она вернулась к своему стулу у окна и к своим мечтам… она снова дома, в Париже, в полной безопасности, в огромном особняке дяди Мишеля и ее обожаемой тети Эммы, высокородной англичанки, которая заменила ей мать и воспитала ее и ее брата, когда их отец так много лет назад уехал в Гонконг; Эмма устраивает званые обеды и совершает верховые прогулки по Булонскому лесу на своем знаменитом жеребце, предмете всеобщей зависти, чаруя многочисленных аристократов, выслушивая в ответ комплименты и принимая ухаживания, а потом, о, так изящно склоняется перед императором Луи Наполеоном, племянником Наполеона Бонапарта, и императрицей Евгенией, которые с
