шерсти, расписные шкатулочки и деревянные резные трубки.
Это был долгий день. Бесконечный даже. Кругом шумели и веселились люди, но Ив будто находилась внутри мыльного пузыря, не пропускающего звуки. А ведь она любила день Богини больше любого другого праздника. Будь они дома, Ив нарядилась бы в новую юбку и танцевала бы до заката, прерываясь лишь за тем, чтобы поесть горячих пирожков или выпить лимонного шербета.
Вместо этого они с матерью гуляли по городу, как два призрака, всё больше в молчании, каждая – во власти собственных тревог.
На площади розовощекие женщины в пуховых платках продавали карамельки на палочках. По краям развели костры и поставили на них огромные чаны с шоколадом, и повариха разливала его поварешкой по глубоким глиняным мискам.
На сцене давали праздничное представление. Куклы разыграли известный сюжет – Богиня дерётся с огнедышащим драконом, похожим на десяток сшитых вместе помпонов. Вот, деревянная кукла с развевающимися шелковыми волосами и в облегающих стан доспехах рубанула мечом, и дракон распался на части под победоносные вопли малышни.
«Мы точно поклоняемся героине приключенческого романа», – подумала Ив.
К обеду мать купила Ив горячую булочку, намазанную горчицей, а себе – круглый лимонный пирожок. Они поели сидя на кровати в гостиничном номере, запивая брусничным соком из кувшина, а оставшиеся крошки высыпали на широкий отлив, и голуби, которых в городе было не меньше, чем крыс, устроили за окном небольшую потасовку.
Ив проснулась и не сразу поняла, где находится. Холодный сквозняк, пробивающийся сквозь щели в окнах, жесткое гостиничное одеяло и сырой запах в комнате грубо вернули к действительности.
За окном стемнело. Шум праздничных гуляний стих. Должно быть, давно перевалило за полночь.
Мать сидела на подоконнике, обняв руками колени. Скудный лунный свет и безрадостная обстановка комнаты создавали композицию, как на картине. Вот – прямоугольник окна, как рама. В нём – острые мрачные крыши и кусок неба. И мать, сидит с краю, будто бы нарочно размещённая там художником, следующим принципу золотого сечения.
Мать пошевелилась, разрушая иллюзию. Она снова трепала кулон – поднесла к носу, вдыхая давно исчезнувший запах.
– Мам? – прошептала Ив.
Мать повернулась к ней.
– Я разбудила тебя, птенчик?
– Нет, я просто…
Она не знала, как закончить, поэтому встала и подошла к матери. Пристроилась на подоконнике, напротив. На мгновение ей почудилось, что мать плачет. Она никогда не видела, чтобы та плакала, и боялась увидеть слёзы. Но мать не плакала. Она просто сидела, опустив плечи, как если бы у неё закончились силы.
– Мам, – спросила Ив, – что происходит? Почему ты не хочешь рассказать?»
Материнский
