дипломат, военный и государственный деятель. Играл заметную роль в осуществлении восточной политики Наполеона: ездил со специальной миссией в Стамбул в 1801 г., в Сирию и Египет – в 1802 г.; был послом в Турции в 1806 – 1808 гг.; способствовал вовлечению Турции в войну с Россией 1806 – 1812 гг.; при Луи-Филиппе – министр иностранных дел. – Прим ред.} поднес эмиру ружье в подарок от генерала и вел безуспешно с ним переговоры. Эмир не решался действовать. Он ждал, чем кончится осада Акки, чтобы потом предложить победителю свои услуги. В одном из своих писем Бонапарт упрекал эмира в том, что он медлил ответом. Письмо это было перехвачено Джаззаром и заставило его хвалить эмира за верность; но горцы не решались идти на помощь к осажденному. Между тем беглые из Египта мамлюки с толпой, наскоро набранной дамасским пашой, спускались по Антиливанской долине, чтобы атаковать осаждавших. Это был тот 20-тысячный корпус, если только можно назвать корпусом подобный сброд, который был разбит французами в равнине Эздрелонской, в виду Фавора, именем коего названа эта битва в поэтической реляции Бонапарта{Битва произошла 16 апреля 1799 г. Бонапарт сообщил об этой битве в своих отчетах Директории («Correspondance de Napoleon 1-er, publiéepar ordre de l'Empereur Napoléon III», t. V, Paris, 1860, pp. 542 – 543).}.
Наполеон посещает чумной госпиталь в Яффе. Художник А. – Ж. Гро, 1804 г.
Эмир ливанский снабжал провизией турок, а в то же время доставлял французам в лагерь ливанское вино. Впрочем, нельзя поставить в вину эмиру Беширу его двуличие и нерешимость. Правда, его влияние упрочилось с того времени, как он, истребивши дом Абу Накидов, заключил тесный союз с Джумблатами в лице даровитого шейха Бешира, главы Джумблатова дома. Но дух партий, дух раздора, вражды семейной, измены и корысти успели уже в один век управления Шихабов бросить столь глубокие корни в утробу племен ливанских, что всякое политическое влияние на судьбы Сирии было ими утрачено. Их жизнь истощалась в кознях и междоусобиях. Политика пашей, благоприятствовавших этому направлению ливанских племен, оправдывалась опытом, осуждая на бездействие горские племена в такую минуту, когда от них зависела судьба Сирии. В самом деле, если бы племена ливанские, подобно мутуалиям, могли единодушно действовать в эпоху осады Акки в пользу французов, Бонапарт в несколько недель завладел бы всем краем до Халеба, и упорная защита Акки не имела бы решительного результата.
Религиозное чувство было совершенно непричастно тогдашним делам Сирии. Марониты, усердные католики, искони сочувствовали французам, но в эту эпоху духовенство маронитское и духовенство римское, поселенное на Ливане, успели заблаговременно изобразить Бонапартово войско самыми отвратительными красками и учили детей арабской грамоте по переводу составленных римскими миссионерами описаний французской революции. Притом же марониты хотя представляли несравненное большинство горского народонаселения, однако при феодальном образовании Ливана никакого политического значения еще не имели, состоя под управлением шейхов и эмиров – друзов или мусульман.
