порошка и остатков табака в табакерке. Более того, доктор проделал все так, чтобы никто – ни должностные лица станции, ни мисс Нокс Форстер – не знал о его действиях, так что все – и на станции, и в усадьбе Скотни-Энд – пребывали в уверенности, что после уборки в вагоне следы преступления исчезнут. Обратите внимание: доктор Гардинер посоветовал начальнику станции тщательно помыть вагон, причем сделал это публично, поскольку знал, что все ценное уже изъято из вагона – и никто об этом не подозревает.
Поступив так, как я описал, продуманно, решительно и расторопно, доктор Гардинер затем отнес табакерку и конверт с достаточным количеством порошка местному коронеру, которому рассказал все, что было ему известно. Он указал, что порошок вызывает у него серьезные подозрения. На том доктор передал дело в надежные руки. Должным образом был извещен шеф-констебль, который решил – не будем обсуждать, по каким соображениям, – запросить помощи у Скотленд-Ярда. О действиях, предпринятых столичной полицией, вам расскажет инспектор Фенби.
Могу сообщить, что, согласно заявлению дворецкого, эта самая табакерка была вычищена утром четверга, двенадцатого июля, и тогда же в нее был засыпан свежий табак из новой упаковки. Таким образом, нам достаточно выяснить, кто имел доступ к табакерке с утра двенадцатого июля и до того времени, как мистер Каргейт отправился на станцию Ларкингфилд. На самом деле, как вы увидите, мы сможем значительно сократить названный интервал времени, поскольку пузырек с кристаллами оказывался вне поля зрения самого мистера Каргейта лишь четырежды – в один длинный временной промежуток и три коротких, пока он не передал его своему садовнику, примерно в пять часов вечера, после чего – об этом расскажет садовник – никто не мог взять пузырек, кроме самого садовника, а у него не было доступа к табакерке.
Таким образом, если не брать в рассмотрение сговор между садовником и кем-то еще – маловероятное, но допустимое предположение, – нам придется исследовать только несколько минут примерно в 11.15 утра, еще несколько примерно в 11.30, промежуток от полудня до 13.45 и еще несколько минут примерно в 15.30. Это, так сказать, предварительно, поскольку вы обнаружите некоторое исключение из моего заявления.
И все же, господа присяжные, я прошу вас помнить об этих промежутках времени, поскольку каждый я тщательно рассмотрю; ведь, полагаю, мой ученый коллега, защищающий клиента, заявит, что эти промежутки могли предоставить кому-то еще доступ к цианистому калию и табаку.
Вполне возможно, мой ученый коллега объявит также, что у этих других людей были мотивы желать Генри Каргейту смерти. И тут позвольте мне сознаться. – Мистер Блэйтон взглянул на присяжных чересчур честным взглядом. – Ход мысли всех причастных почти делает им честь. Может показаться, что все в Скотни-Энде были полны лучших побуждений, пусть даже эти побуждения привели к преднамеренному убийству. Позвольте мне сознаться еще в том, что Генри Каргейт не был идеальным человеком. Случилось так, что его первое имя, которым,
