модную в классе одежду. Только Кирилл был несколько насторожен.
– Ну, ты как? Отошла немного? – спросил он тихо, чтобы никто не расслышал; вокруг было много народу, готовящегося к следующему уроку.
– Да, все хорошо, – улыбнулась Федя, смакуя ком неискренности, как незнакомое блюдо, которое совсем не нравится, но нельзя этого показывать.
– Ну, слава богу. А то я уже испугался.
– Не обращай внимания. У меня это… критические дни.
Ей было стыдно произносить такие слова. Ее вообще смущало то, что девчонки легко говорят на эту тему даже с мальчишками, но сейчас ей хотелось и делать, и говорить так, словно это не она, а другой человек, словно она играет роль, неприятную, глупую. Ну и пусть!
– Ну предупредила бы, – просто сказал Кирилл.
К ним подбежала Нюша рассказывать, какой потрясающий смартфон подарил Кате какой-то знакомый. Феде было совершенно наплевать и на смартфон с его потрясающими функциями, и на Катю с ее взрослыми ухажерами, но она улыбалась, кивала и даже сладким голоском вторила Нюше:
– Ми-ми-ми, хочу такой, хочу!
Она продержалась почти неделю. И даже гордилась собой. Одноклассники периодически подтрунивали над ней, прибавив к «Феде» еще эпитет, получалось: Федя – мессия питерская. Она терпела. И носила джинсы. Ей даже удалось не разорвать в клочья Катю, когда та заподозрила Федю в том, что отсутствие любимой Валерии Ивановны как-то связано с ней, Федей.
– Что-то долго нет нашей madame Valeria! – причитала Нюша, называя учительницу на французский манер. – Надоела уже эта латынь. Кому она нужна!
– Нет, правда, кто-нибудь знает, где наша Лерочка? – спросил Игорь Егоров.
Все недоуменно пожимали плечами. Кто-то из ребят пытался узнать причины отсутствия классного руководителя у других педагогов гимназии, но те только загадочно улыбались и твердили: «Omnes in tempore, учите латынь».
…В последнюю субботу октября должна была состояться очередная репетиция школьного спектакля, который готовили к конкурсу. Но Валерия Ивановна так и не появилась. Ребята, собравшись в классе, как могли, пытались всё сделать сами. Но больше, чем постановка, их беспокоила учительница. Наконец Катя Сокольская подошла к Феде почти вплотную и, глядя на нее сверху вниз, задала вопрос очень громко, чтобы все слышали:
– Ну а у тебя, Федя – генератор идей, есть какие-нибудь соображения по данному поводу?
– Сама теряюсь в догадках! – напряженно усмехнулась Федя, заподозрив провокацию.
– Правда? – Катя словно нависла над ней, как змея над медицинской чашей, – сейчас закапает ядом.
– По этому поводу, как ни странно, могу придумать не больше, чем ты, – съязвила Федя.
– Ах, фантазерка наша! – парировала Катя. – Я нисколько не умаляю твоих способностей сочинять истории. Но раз уж ты не понимаешь намеков, спрошу в лоб: ты кому-нибудь рассказывала о нашей беседе, об отъезде в Париж?
Ребята
