жизни планетах? Чтобы заключить человеческий рассудок и душу в тело монстра, который будет себя ненавидеть…
– Не будет монстр себя ненавидеть, – отмахнулся Лодж. – Вы мыслите антропоморфными категориями. Ни одно существо не считает свою форму уродливой, потому что эта форма – родная. Где доказательства, что человек двуногий более доволен собой, чем насекомое или жаба?
Сью не унималась.
– Зачем нам это? Обойдемся без таких планет. Пригодных для жизни уже больше, чем мы способны колонизировать. Известных планет земного типа нам хватит на века. Будет большой удачей, если в ближайшие пятьсот лет мы сможем хотя бы заселить их, не говоря уж о том, чтобы выстроить на них полноценные колонии.
– Нельзя рисковать, – отрезал Додж. – Мы должны закрепить позиции, пока есть такая возможность. Пока все человечество уютно помещалось на одной Земле, эти проблемы нас не заботили. Однако все изменилось. Мы вышли в космос. И где-то во вселенной существуют другие разумные виды. Наверняка должны быть. Рано или поздно мы с ними столкнемся. И к этому моменту мы должны быть сильны.
– Да, и чтобы закрепить эти сильные позиции, надо заселить колонии людьми-монстрами. Очень ловко, Байярд. Мы сотворим их тела по своему усмотрению – мышцы, нервы, суставы, органы коммуникации. Они смогут функционировать на планетах, где обычный человек не протянул бы и минуты. Мы, конечно, умные, мы хорошие ученые, но мы не сможем вдохнуть в этих чудовищ жизнь. Потому что жизнь – это нечто большее, нежели коллоидное соединение химических элементов. Она нечто большее, и создать ее нам не под силу.
– Мы попытаемся.
– Вы вгоните в безумие хороших ученых. Кого-то из них убьете – не своими руками, конечно, а своей настойчивостью. Вы годами держите их взаперти, вы позволяете им Спектакль, чтобы они продержались подольше, но жизнь они вам все равно не найдут, потому что сотворение жизни – не удел смертных.
– Поспорим? – предложил Лодж.
Ее злость его веселила.
Сью резко повернулась к нему лицом.
– Временами я так жалею, что дала клятву! – выпалила она. – Всего несколько капель цианида…
Лодж подхватил ее под руку и повел к столу.
– Давайте-ка лучше выпьем. Убить меня вы еще успеете.
К ужину они переоделись.
Все всегда переодевались к ужину. Таково было правило. Одна из многих старательно культивируемых привычек, которые, как и Спектакль, помогали им не забывать: все-таки они цивилизованные люди, а не просто беспринципные охотники за знанием. Знанием, от которого бы с радостью отказались.
И вот каждый вечер они откладывали скальпели и прочие инструменты, аккуратно расставляли по местам пробирки, мензурки и чашки Петри, снимали лабораторные халаты и фартуки, выходили из лабораторий и закрывали за собой дверь. В следующие несколько часов им полагалось хотя бы попытаться забыть, кто они такие и чем тут занимаются.
Они переодевались, пили коктейли в так называемом
