славном древнем роде. На этот раз «О, Берти!» прозвучало совершенно иначе. Просто, я бы сказал, нежно. Как будто бы голубка адресуется к голубку.
– О, Берти! – повторила она. – Ну конечно, я непременно надпишу тебе ее.
И тут я вдруг все понял. Сначала-то я не заметил, так как разглядывал девицу с зеленым лицом, но теперь углядел внизу на обложке слова: «Роман Флоренс Крэй». Их почти совсем закрыла наклейка: «Избрана Книжным клубом как лучшая книга месяца». Все разом встало на свои места, и от мысли, что я чуть было не женился на романистке, в глазах у меня на миг потемнело.
Она твердой рукой что-то такое начертала в книге, убив всякую надежду на то, что магазин возьмет ее обратно, и выставив меня на семь шиллингов десять пенсов, как говорится, в самом начале рабочего дня. А потом опять проворковала с железом в голосе:
– Надо же! Кто бы подумал, что ты захочешь купить «Сплин и розу»!
Ситуация требовала от меня любезного ответа, и, возможно, в треволнениях минуты я слегка перестарался. По-видимому, мои слова, что я сразу заинтересовался ее треклятым произведением, она поняла в том смысле, что я только о том и мечтал, чтобы приобрести это сокровище. По крайней мере, она в ответ одарила меня сладкой улыбкой.
– Не могу тебе сказать, как это меня радует. И не просто потому, что книга – моя, но еще и как знак того, что мои старания развить твой ум не пропали даром. Ты научился любить хорошую литературу.
В эту минуту, словно по сценарию, возник тот занюханный и объявил, что сейчас старика Спинозы у них нет, но они его мне добудут. Он был этим заметно подавлен, зато Флоренс вся рассиялась, как будто кто-то включил рубильник.
– Берти! Это потрясающе! Ты в самом деле читаешь Спинозу?
Приходится удивляться тому, до чего соблазнителен для нас такой порок, как хвастовство. Из-за него гибнут лучшие люди. Казалось бы, чего проще – возразить, что она не так поняла, научно аннотированное издание – это подарок для Дживса. Но вместо того чтобы совершить простой, честный и мужественный поступок, я, как дурак, распушил хвост.
– Да, – говорю, интеллигентно вращая зонтом. – В свободные минуты я обычно устраиваюсь на диване с последней книжкой Спинозы.
– Ну и ну!
Простые слова как будто бы, но дрожь пробрала меня всего, от набриллиантиненной макушки до каучуковых подошв.
Потому что она не только издала этот возглас, но еще и особенным образом на меня взглянула. Точно так смотрела на меня раньше Мадлен Бассет, когда я явился в «Тотли-Тауэрс», чтобы выкрасть старинный серебряный молочник в виде коровы, а она решила, будто, питая к ней горячую любовь, я не в силах вынести разлуку. Этот убийственный нежный, умильный взгляд пронзил меня насквозь, как раскаленное шило пронзает брикет масла, и я ощутил мистический ужас.
Тут-то я пожалел, что вылез с этим Спинозой, а особенно – что был застигнут в ту минуту, когда можно было подумать, будто я покупаю этот ее чертов роман. Сам того не сознавая, я поднял себя
