я же по принуждению… – сказал Тараканов неуверенно. – Но все равно, выбора у меня сейчас нет. Не в бега же мне подаваться. И потом, при любой власти обыватель имеет право на защиту от воров и убийц.
Порешили, что Настя с ребенком продолжат жить в Кашире, на матушкином молоке, а Тараканов будет их навещать по мере возможности. Несколько месяцев такое положение дел можно было и потерпеть.
За две недели семью не удалось навестить ни разу. Он и в комнате у Фокина за это время ночевал только пару раз, все остальные ночи провел либо на осмотрах, обысках и задержаниях, либо – кемаря на стульях в кабинете. Новоиспеченный субинспектор до того осунулся, что был вынужден подвязывать веревкой свои довоенные брюки, которые месяц назад были ему чуть маловаты.
Поэтому, едва очутившись в вагоне экстренного поезда, Тараканов прислонился к стенке и тут же уснул.
В Ожерелье их встречала целая делегация. Люди в ней были почти все Тараканову знакомые: начальник службы движения инженер Калабушкин, начальник станции, начальник уездной милиции Трофимец, городской врач Смирнов и урядник, тьфу ты, черт, старший милиционер Харламов – единственный чин каширской полиции, сохранивший свою должность после двух революций.
Калабушкин предложил отобедать после дальней дороги, но Розенблюм решительно отказался и потребовал провести их на место происшествия.
Ограбленный вагон был отцеплен от поезда и отогнан маневренным паровозом на запасной путь, в дальний угол станции. Вход в вагон охранял юноша в фуражке реалиста, кожаной куртке и со «Смит и Вессоном» в кобуре на поясе.
Багажный вагон, как и всякий его собрат, эксплуатировавшийся в Российской империи, состоял из двух отсеков, разделенных дощатой перегородкой: меньшего, в котором находилась комнатушка багажного кондуктора, и большего, где непосредственно и размещался груз. В лобовой части вагона находилась открытая площадка, имевшая дверь в кондукторский отсек. Багажная часть вагона была снабжена двумя раздвижными воротами, с каждой боковой стороны.
Трупы, по приказу из Москвы, никто не убирал.
Кондуктор лежал у входа в свою комнатушку, головой к левому от входной двери окну. Это был парень лет двадцати пяти, высокий, плотный, с копной густых светло-русых волос. Пуля попала в левую часть его груди, и на черной форменной тужурке расплылось темно-бордовое пятно. Милиционер – бородач в старой солдатской шинели – сидел на стуле у противоположного окна. Все его лицо, стена вагона и стекло окна были залиты кровью. Его винтовка валялась тут же, на полу.
Чиновник наркомфина находился в багажном отсеке – лежал на куче тюков и деревянных ящиков у задней стенки вагона. Несмотря на то что одна из боковых дверей вагона была приоткрыта, ядовитый пороховой дым из помещения еще не выветрился.
Тараканов долго наблюдал за тем, как бессмысленно суетятся набившиеся в вагон люди, а потом не выдержал и громко спросил, обращаясь к Розенблюму:
– Товарищ комиссар! Разрешите начать осмотр?
Розенблюм аж вздрогнул от неожиданности.
– Да-да,
