в лотерею дом у моря, это можно было бы назвать судьбой.
– Дома нет, – засмеялась она. – Только этот – кошкин дом…
– Крым вообще кошачий полуостров. Ты заметила?
– Да, они тут повсюду.
Он беззвучно рассмеялся:
– Больше только на Тасиро.
– Где?
– Ты не слышала про такой японский остров? Его еще называют Кошачий остров. Их там больше, чем людей.
– Не слышала… – озадаченно призналась Кира.
– Темноватенькая ты. – Он вдруг погладил пальцем ее щеку. – Но это не страшно. У тебя ведь теперь есть я – умный и красивый.
– Нахал! – рассмеялась она, ткнувшись лбом в его плечо. Оно было крепкое и теплое. – Ну что, пойдем?
Еще раз смерив взглядом расстояние до калитки, Антон демонстративно размял плечи:
– Прыгай на руки. Я тебя занесу, а то крутовато здесь. Еще швы разойдутся…
– Не должны. Доктор сказал, что я могу ходить. Но…
Она неуверенно обвила рукой его шею:
– Поехали?
Обезболивающее пока действовало, и другие ощущения, которых Кира не улавливала час назад, дали о себе знать. Ладони Антона были горячими. И напрасно он поворачивался так, что лицо его оказывалось чересчур близко: один неровный шаг, и уткнется губами ей в щеку…
– Да не напрягайся ты, – выдохнул он. – Я не собираюсь…
– Чего не собираешься?
– Ничего. Просто донесу тебя до комнаты и уйду.
Они с трудом справились с массивной металлической калиткой, чуть не застряли на маленькой веранде, столкнувшись с хозяйкой, привычно запричитавшей:
– Ой, да что это с вами приключилось, Кирочка? Чем вам помочь?
– Накормить и спать уложить, – вместо нее отозвался Антон. – Завтра будет как новенькая.
Кира возмутилась:
– Завтра?! Да мне только через неделю швы снимать!
– А-а, шалунья! – Он хитро прищурился. – Поболеть хочешь? Чтобы за тобой поухаживали?
– Так некому же, – ответила она в тон.
– А я на что?
– А при чем здесь ты?
Сказала – и куснула губу до боли: «Черт! Как я могла такое…»
На его месте она просто разжала бы руки – вались на пол, разбивай второе колено! И ушла бы, чтоб больше никогда не возвращаться. Нельзя прощать хамство, даже едва проклюнувшееся, иначе оно вымахает выше тебя, как крапива, сожжет до костей – и человека, угодившего в него, и тебя самого. Она знала это наверняка, вытерпев три года со Станиславом…
Но Антон не сделал ничего из того, что пришло ей на ум. Остановив хозяйку: «Не включайте свет! В глаза будет бить…» – он осторожно опустил Киру на постель в полутемной комнате и выпрямился. Мельком взглянул на Людмилу Васильевну, и – чудо! – она исчезла.
– Ты испепелил ее взглядом, – усмехнулась
