но чувствовала себя своей на этом солнечном берегу.
Впрочем, не хуже ей было и у родителей в Подмосковье, которое отличал налет провинциальности в сравнении со столицей, куда на время переселил ее Станислав. Кира искренне восхищалась Москвой, но всегда понимала, что там она – гостья. Столица была для нее великовата…
В коридоре травмпункта было темно и зябко, точно за порогом и не веселилось солнце. Как-то отец рассказывал Кире, что под наркозом, когда ему удаляли половину желудка, он блуждал в похожем же коридоре, залитом мертвенным светом. Там было пусто, гулко и холодно. Даже в забытьи он ощущал, как его пробирает озноб, и, выходя из наркоза, стучал зубами, так что безжалостная старая санитарка, всаживавшая клизму, укрыла его дополнительным одеялом.
Антон усадил Киру на больничную скамейку без спинки, ласково подвинув толстую тетку с окровавленным большим пальцем ноги. Ей и одной явно не хватало этой скамьи, но он как-то ухитрился впихнуть Киру, и тетка не возмутилась. Он просто улыбнулся ей…
«Этот рыжий умеет очаровывать людей», – отметила Кира, но не поняла с ходу – одобряет это или нет. Ей самой это никогда не удавалось, она была слишком застенчива. Людей, с кем Кира сразу чувствовала себя свободно, можно было пересчитать по пальцам. За три года Станислав так и не вошел в их число…
От ледяной стены по спине разбежались мурашки, и девушка отклонилась, чтобы ко всему прочему не простудиться. Где-то позвякивали хирургические инструменты, и всякий раз Кира содрогалась от этих звуков. Ей хотелось зажать уши руками или запеть во весь голос. Но она знала, что никогда не позволит себе ни того ни другого.
Наклонившись, Антон шкодливо ухмыльнулся:
– Зрелище не для слабонервных…
Напротив маялся старый бомж, поддерживая одной рукой другую. Узкий коридор не мог поглотить исходившего от старика запаха, и Кира едва удерживалась от того, чтобы не зажать нос. Но наверняка старик заметил бы это, а она давно дала себе слово никого не обижать без особой необходимости. У нее не хватило духу сказать Станиславу, когда тот уходил, что без него ей станет легче дышать. А стоило бы… Все эти годы с ним Кира изо дня в день ощущала, какая давящая сила исходит от этого недоброго человека.
Она огляделась: сюда, в травмпункт, обращался кто-нибудь со ссадиной на душе?
Справа молодой татарин держал на коленях маленького мальчика с распухшей лодыжкой. Заметив Кирин взгляд, он сказал, хотя она ни о чем и не спрашивала:
– Со шкафа на кровать прыгал. Всегда – ловко. А тут…
И поцеловал черную макушку сына.
Антон шепнул:
– Я тоже тут побывал однажды…
Вздрогнув («я и забыла о нем!»), Кира повернулась:
– А с тобой что случилось?
Спросила больше из вежливости. В этом сумрачном месте ее охватила необъяснимая апатия. Не хотелось ни разговаривать, ни думать.
– Голову
