чтобы поймать такси самой.
Запах освежителя воздуха, звуки арабской поп-музыки, волнообразное постукивание барабанов, циновки с деревянными шариками на задних спинках сидений, звонкий визг скрипки и гнусавое буханье электронных клавишных.
– Куда? – спросил водитель.
– В аэропорт, – ответила я.
Одинокое здание посреди пустыни. Горы позади него, желтый песок вокруг. Подумывали пристроить еще один терминал и удлинить полосу, когда люди потянулись к морю. И плакаты «Добро пожаловать!». По-арабски. По-французски. По-китайски. И по-русски.
Я купила билет до Стамбула и принялась ждать в зале вылетов, разглядывая людей, разглядывая охрану, выжидая.
В тихом ужасе прохожу таможню.
Меня так и подмывало надеть ожерелье, но я подавила этот искус: вокруг слишком много фотографий украденных драгоценностей. У меня в голове рождались планы один смешнее другого: бриллиант в туфле, проглоченные бриллианты в желудке, засунутые в карманы, спрятанные в пальто, под задней крышкой мобильного телефоны, где должен быть аккумулятор… но нет. Стоит таможенному инспектору найти один бриллиант, как все примутся истово искать остальные. Лучше всего – взять храбрым и нахальным видом и уповать на провалы в памяти, если придется бежать.
Почти все курьеры и перевозчики, взятые при переходе границы, попадаются потому, что выглядят испуганными.
Я стою в дамской комнате и рисую портрет той, которой хочу стать. Тени для век цвета пустыни на закате, чарующая улыбка – чуть усталая с дороги, чуть кривая от мысли, сколько еще предстоит провести в пути, но счастливая оттого, что еду домой, посвежевшая и отдохнувшая, погревшаяся под египетским солнцем.
Я не Хоуп Арден.
Я не боюсь.
(Мои родители сгорели бы от стыда, если бы видели меня сейчас.)
Я выпрямляю спину и направляюсь в сторону пограничного контроля.
Глава 22
Мне кажется, я встречала кого-то, похожего на меня.
Я говорю это с некоторой неуверенностью, поскольку не могу вспомнить само событие.
Целая коллекция документов: письма, фотографии, прозрачный шарик, внутри которого помещен крошечный Эмпайр-стейт-билдинг, корешок билета на бродвейский спектакль. Я помню сам спектакль, помню Эмпайр-стейт, помню холодный ноябрьский вечер, когда начинал падать снег. Но я не помню, был ли кто-нибудь тогда рядом со мной.
И все же в небольшой банковской ячейке в Ньюарке лежит аккуратно запечатанная пластиковая коробочка, где находится фотография, запечатлевшая меня с каким-то мужчиной, совершенно чужим для моей памяти, где мы вместе улыбаемся у входа в театр. Еще одно фото, лица на котором я не могу припомнить, сделанное на Пятой авеню. Он машет рукой, на голове у него шерстяная шапочка с ушами, на которых в районе шеи болтаются два зеленых и два белых помпона. Он выглядит смешным. Может, ему чуть за тридцать? В письме, написанном незнакомым почерком, говорится, что ему тридцать два. Если я взгляну на его фотографию, то смогу сказать, что росту в нем примерно метр семьдесят, серовато-русые
