и сказал Андрею, бережно несшему бутылки: «А ты знаешь, что местные люди добавляют в чачу куриный помет?»
Андрей вздрогнул от неожиданного страха и брезгливости, оступился, неловко упал на бок. Тяжелая авоська слетела с его руки и покатилась вниз по камням, прощально звеня крупными осколками…
Раскатистый выстрел и негодующий крик раздались совсем близко.
Блаженку будто ошпарило изнутри, она очнулась от липкого оцепенения и снова оглянулась на эти устрашающие звуки, пугающие своим нарастанием. Сквозь покачивающиеся гирлянды листьев, она увидела, что старик упрямо ковыляет по тропе, стуча грубыми сапогами по камням.
Потревоженная саранча, тучами взлетала над его головой, как китайские «шутихи» в новогоднюю ночь.
Овчарка плелась позади старика, виновато уронив острую морду почти до земли. Она страдала от жары. Ворсистые бока её шевелились быстрее лап, и даже грозные окрики хозяина не могли уже добавить ей скорость.
Внутренний голос приказал Блаженке: «Беги!» Но, поглядев вниз, она увидела, что под старой сливой никого нет. Пока Блаженка увлеченно собирала сливы, Заза увёл группу на развалины храма.
В мозгу Блаженки запоздало ворохнулась горькая догадка, что это злой, жестокий Заза специально всё подстроил. Знал, наверно, и про старика, и про собаку. И заманил её на эту сливу, как в ловушку.
«Точно, – подумала Блаженка, неловко переступая с ветки на ветку. – Злой Заза опять посмеялся надо мной. Весь день помнит, то кричит, то шлёпает, то не пускает на танцы, а тут, якобы, забыл. Побежал скорее к храму»
Со старой сливы был хорошо виден этот храм, точнее, что от него осталось. Высокий, заросший кустарником, фундамент и несколько, некогда белых, полуразрушенных колонн с остатками капители и абаки.
Эффектный, заметный даже издали, экскурсовод Заза этаким «гоголем» расхаживал по развалинам храма, энергично размахивая руками. Пестрая группа, словно рой голодных пчел, неотступно преследовала его.
Блаженка смотрела с обидой на двух сестер с Урала, молодоженов Витю и Лену, очень худого, желтолицего корейца Юру, работавшего поваром в ресторане, и даже пенсионера Василия. Никто о ней даже не вспомнил, не спохватился, куда она пропала.
Крик старика становился всё ближе и яростней.
От этих невнятных звуков у Блаженки что-то комками леденело внутри и какая-то ленивая, липкая тоска затягивала всё тело. А руки зачем-то продолжали рвать сливу и заталкивать спелые ягоды за пазуху через широкий ворот просторного свитера.
«Всё! – сурово приказал внутренний голос Блаженке. – Беги!»
Блаженка с решительной силой слетела с дикой сливы, ободрав до крови ладони, колени и подбородок. Не чувствуя боли, она побежала, неловко придерживая, прыгающие под свитером, тяжелые ягоды. Но сливы падали и падали в пыль, жирно разбивались в черные кляксы о камни.
Уже в храме, быстро нырнув в самую
