Революционное движение 1905–1906 годов показало, что русский народ еще не созрел для политической свободы, успех же нынешней революции, напротив, доказал, что время для новой формы государственного устройства пришло. С этим фактом надобно считаться, ибо в нем выражается воля всего народа. Идти наперекор этому – значит изменять народному делу, и лично он, генерал Брусилов, заявляет, что ни при каких обстоятельствах не отделит себя от русского народа и всегда будет с ним.
Сказано это было отчасти для того, чтобы предупредить о новом курсе личный состав Ставки, который считался вообще монархически настроенным и поэтому контрреволюционным.
На первых же порах смены высшего начальства я почувствовал, что не ко двору пришелся и что самое лучшее, что я могу сделать, так это уйти добровольно, пока меня еще не убрали помимо моего желания. Сам по себе незначительный случай послужил окончательным поводом к моему решению. Привожу этот случай потому, что он был одним из тех эпизодов, которые характеризовали образ действий нового Верховного главнокомандующего, немало способствовавший, по моему мнению, расцвету большевизма в армии.
В Могилеве, как и в других городах, образовался местный Совет крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. В председатели этого совета буквально сам себя навязал некий прапорщик Гольман{62}, молодой человек, несомненно еврейского происхождения, не имевший никакого отношения не только к крестьянам, но вообще к господину Могилеву{63}. Субъект этот вел самую определенную большевистскую пропаганду, с тем только вариантом, что проповедовал не сепаратный мир, о котором в то время с трибуны не всегда было безопасно говорить, так как слушатели могли поколотить, а сепаратную войну против империализма и капитала со всяким, кто не разделяет идей пролетариата, то есть ясно указывая на необходимость разрыва с союзниками. Местные власти в лице губернского комиссара и прокурора Судебной палаты обратили внимание на его деятельность, конечно, главным образом из опасения аграрных беспорядков в губернии, и так как он был военный, то просили штаб Ставки обуздать его.
Это дело попало в мои руки, и я приказал навести справки, что это за личность. Оказалось, что прапорщик Гольман по окончании школы прапорщиков был направлен в какую-то войсковую часть на фронт, но туда не поехал, а, воспользовавшись тем хаосом, который наступил тотчас после переворота, самовольно, как тогда говорилось, «кооптировал» себя для укрепления революции, – явился в Могилев и занялся политикой. Никаких полномочий от Совета рабочих и солдатских депутатов у него не было, так как на троекратный запрос по этому предмету мы от сего почтенного учреждения никакого ответа не получили. Короче говоря, Гольман был обыкновенным дезертиром.
Узнав об этом, я сделал распоряжение арестовать его, но в тот же день мне было доложено, что Верховный главнокомандующий пригласил Гольмана на чашку чая.
Я сначала
Гольман Михаил Борисович (11.1894–01.03.1938), в 1914-1916 гг. учился в Харьковском университете, где был связан с группой максималистов. В 1916 г. мобилизован, окончил 1-ю студенческую школу прапорщиков в Одессе, направлен для прохождения в январе 1917 г. в Екатеринбург, но вскоре арестован за антиправительственную агитацию. Был переведен в Осташковский дисциплинарный батальон, освобожден революцией и в марте прим кнул к эсерам-максималистам. Работал в иногороднем отделе и солдатской секции Петросовета, 5 мая делегирован в Могилев, где избран председателем губернского совета. Во время выступления Корнилова 19 июля 1917 г. арестован и взят под арест до 27 октября. В январе 1918 г. был избран председателем Могилевского губисполкома, несколько позже вступил в Компартию. Был председателем Ревтрибунала, членом губкома, в 1918–1919 гг. – ректором Пролетарского университета и даже направлялся за границу по линии восточного отдела Коминтерна. С 1929 г. постоянно находился под наблюдением органов госбезопасности: не раз отбывал срок в Воркутинском лагере. В 1938 г. обвинен в организации голодовки заключенных-троцкистов и подготовке контрреволюционных выступлений в лагере, приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян.
Гольман действительно не имел отношения к Могилеву: он родился в г. Колебяки Полтавской губернии, где и жил до 1914 г. В графе «национальность» Гольман в своих автобиографиях указывал, что он русский, что, скорее всего, означает, что он происходил из семьи крещеных евреев-мещан.
