люди, которые не только признавали этот порядок совершенно естественным, но даже находили его единственно возможным для спасения России от разрухи.
Мы этим людям, среди которых было много выдающихся государственных деятелей, что называется, и в подметки не годимся, но вместе с тем не можем себе представить, как могли они так уродливо мыслить. И насколько неправы они были в своих зловещих предвещаниях, так как Россия после отмены крепостного права не только не погибла, а, напротив, обрела новые силы и пышный расцвет.
Не ошибаемся ли и мы в настоящее время подобно им? Мы теперь не можем себе представить армию, построенную на комитетских началах, как они не могли себе представить Россию без крепостного права, но пройдут, быть может, те же 60–70 лет, и потомки наши с изумлением будут говорить о наших опасениях, «почему они так боялись комитетов, когда это и есть самый рациональный строй армии»{26}.
Конечно, никого из нас, старых военных, невозможно убедить в целесообразности комитетов. Это не вмещается в нашей голове; мозги наши уложены иначе, но безусловная уверенность в своей правоте, казалось бы, должна быть поколеблена приведенной аналогией.
Подобными софизмами все мы старались успокоить себя, дабы не утратить надежды спасти порученное нам дело и приняться, если не с любовью, то хотя бы без отвращения, за перестройку нашей армии на новых революционных началах, против чего протестовали все наши понятия, чувства и традиции.
Все было тщетно. Покорные неизбежным законам революции, в силу которых начавшееся движение никогда само не останавливается на полпути, а обязательно доходит до того предела, после которого тотчас начинается обратное движение, войсковые комитаты быстро покатились влево и послужили фактором, ускоряющим разложение армии, а вовсе не тем предохранительным клапаном, который имели в виду их учредители.
Мне не пришлось быть постоянным свидетелем последовательного развития событий на фронте, так как вскоре после переворота, в конце марта, последовал целый ряд перемен в высшем командовании, которые коснулись и меня.
Главнокомандующий армиями Западного фронта, генерал от инфантерии Эверт{27}, довольно непопулярный в армии, главным образом благодаря его немецкой фамилии, был сменен, очевидно, в угоду армейскому мнению, так как не думаю, чтобы кто-нибудь мог серьезно дать веру гнусной клевете, пущенной про этого, может быть, и не всем симпатичного, но безусловно честного воина, будто он предлагал государю открыть фронт немцам для бегства Царской семьи. На место Эверта был назначен генерал от кавалерии Гурко{28}, командовавший в то время Особой армией на Юго-Западном фронте.
С генералом Гурко мы были старыми сослуживцами. Я начал службу Генерального штаба в Варшавском военном округе, где служил и он, затем были мы оба делопроизводителями в Военно-ученом комитете Главного штаба, и, наконец, после
Практически сразу же после захвата власти большевиками армейские комитеты стали заменять собственными военно-революционными комитетами, а затем под лозунгом «солдатского самоуправления» завершили разложение старой армии. После демобилизации армии началось создание Красной армии на новых принципах в том числе на выборности командиров. Однако уже 22 апреля 1918 г. декретом ВЦИК «О порядке замещения должностей в рабоче-крестьянской Красной армии» выборность командного состава была отменена. Система солдатских комитетов оказалась полностью нежизнеспособной и проверку временем не прошла.
Эверт Алексей Ермолаевич (20.02.1857–10.05.1926), с 1911 г. генерал от инфантерии, с 1915 г. генерал-адъютант. В августе 1914 г. назначен командующим 10-й армией, но уже 12 августа переведен командующим 4-й армией. С 20 августа 1915 г. по 11 марта 1917 г. главнокомандующий армиями Западного фронта. Жил в Саратове, затем в Верее.
Ромейко-Гурко Василий Иосифович (08.05.1864–11.02.1937), с 1916 г. генерал от кавалерии. С 1911 г. начальник 1-й кавалерийской дивизии. С 9 ноября 1914 г. командующий 6-м армейским корпусом; затем с 1915 г. командующий 5-й и с 1916 г. Особой армиями. Во время болезни генерала М. В. Алексеева исполнял обязанности начальника штаба Верховного главнокомандующего. С 31 марта 1917 г. главнокомандующий армиями Западного фронта. После обнародования в приказе по армии и флоту Декларации прав военнослужащих Гурко 15 мая подал Верховному главнокомандующему и министру-председателю Временного правительства рапорт, что он «снимает с себя всякую ответственность за благополучное ведение дела». За это Гурко указом Временного правительства от 22 мая смещен с должности. 21 июля арестован и заключен в Петропавловскую крепость, но вскоре освобожден.
