знакомых дамочек и девочек, подходил к ней после ссор с виноватым видом. Подходил, даже когда она была виновата. Он нуждался в ней, в той свободе, которую она ему давала. Наступая собственной гордости на горло.
Это и есть любовь.
Жертва, принесенная во имя другого.
Белая голубка шумно приземлилась на козырек с той стороны высокого светлого окна. Мила, продолжая стоять на высоком табурете, прикоснулась к стеклу и легонько постучала по стеклу.
Сзади раздалось приглушенное «динь -динь». Телефон Райковского.
И снова волна злости.
И словно подтверждая эту злость, за спиной хлопнула дверь. Черная рука обиды сжала сердце.
Не подошел…не помог…
А она очень даже могла и поскользнуться, и упасть, и удариться головой об .. обо что нибудь!
Или вовсе выпасть в окно..да что угодно!
Ей казалось, что все тело парализовало, и она сейчас умрет. На глазах начали наворачиваться слезы. Она летела в чёрную, бесконечную пустоту. И эта пустота была внутри. Белая голубка смотрела на нее неподвижными глазками– точками, чуть наклонив набок маленькую гладкую головку.
Какая красивая гостья. Знала бы она…
Гости !
Мила перестала падать.
Женщины победят любое горе, если дело касается ужина.
В два скачка, ловко, как маленькая обезьянка, преодолев расстояние от окна до кухонного гарнитура, где ещё пару минут назад ей грозила «смертельная опасность», уставилась на стол. В фирменных пластиковых прозрачных коробках из «Руссо» (заехал!) лежало нечто странное. Мила поймала себя на том, что ей было страшно это трогать.
Он что, издевается?
Кончиком вилки она ткнула одну из пластиковых коробок так, как будто там могла находиться крайне токсичная инопланетная субстанция. Что за дрянь? Что за серая каша? А это что за слизни?
Прекра-а-а-сно!
А не пойти ли ему к черту?
Мила, брезгливо бросив на неразобранные пакеты кухонное полотенце, резко развернулась и быстрыми маленькими шагами вышла из кухни.
Сцена 9. Миша
Миша обожал кислых червячков. Эти мармеладки были его любимым лакомством, и как ни старались его уговорить родители любить их чуть поменьше, им это не удавалось. А в последнее время его никто и не уговаривал, и от этого Мише было и радостно и грустно.
Вкусно, но уже не так и хочется.
Первую пачку он съел еще в машине, быстро, и причмокивал при этом от кислого вкуса на языке и небе, которое уже начинало щипать, но от этого хотелось съесть еще больше. А вторая пачка была погребена в пакете с едой и там, конечно, затерялась. Но сейчас Миша про нее почти забыл. Он очень хотел попробовать этот торт, который купил папа для гостей, хотя бы с краешка, все равно никто не заметит. Осторожно открыв пластиковую упаковку, он залюбовался ровным, как заснеженный двор около дома, слоем
