его института, что он имел удовольствие наблюдать каждый день из окна своей лаборатории. Тут и голоса в его голове сразу же оживились:
– Этого же не было в прошлый раз! – визгливо запричитал кто-то.
– Точно! Вон и тропинка виднеется, – уверенно заявил другой, – заросла, правда, бурьяном каким-то.
– Кого-то ловят, может быть… хотят в сеть загнать, – неуверенно пискнул третий голос. – А может, сволочь какая завелась…
– Не понял, – удивлённо пробормотал Андрей, – я же здесь всегда ходил… Как же это?
Он потянул на себя сетку и отпустил. Проволока зазвенела и заколыхалась по всей длине. Трубы, заботливо выкрашенные черной краской, были глубоко врыты в землю и стояли крепко.
– И кому же это пришло в голову закрыть поле? – продолжил удивляться Андрей.
Но разбираться в чём тут дело не стал, а развернувшись, вернулся на дорогу и пошёл дальше, вокруг поля, что заняло минут на десять дольше.
«Трубы какие-то врыли, сетку натянули, а зачем?» – вяло дума Андрей. – «Можно было бы подлезть под сетку и пройти так, как всегда ходил… Но что-то не хочется. Нагибаться лень».
В безоблачном небе на головокружительной высоте порхали жаворонки, разбрасывая вокруг переливчатые трели, ветер шелестел в листве берез, опустивших тяжелые ветви к самой земле, над дорогой клубился разогретый воздух, с солидным жужжанием проносились мимо шмели, пахло травами. Голоса в его голове, поспорив и повозмущавшись еще немного по поводу непонятной изгороди, один за другим затихли, прислушиваясь к тому, как облака плывут в небе и тени скользят по полями, перекатываясь с холма на холм.
Дом здесь родители держали уж лет двадцать, а то и дольше. Места эти он знал с самого детства. Ничуть не хуже местных, хотя и принадлежал к той обширной группе людей, называемых здесь презрительно «городские». Исходил вдоль и поперёк все поля, излазил овраги, знал каждую тропку в лесах, каждый изгиб речушки, что скрываясь в тени ракит, обвивала холмы. Знал все рыбные места. За грибами мог уйти на весь день и никогда не плутал. Любил он эти места за вольный размах, за свободу, за красоту. Весь городской сор, бестолковая суета последних дней, душевная тяжесть и раздражение, незаметно, кусочек за кусочком, слетели прочь, как пух от дуновения ветра.
Андрей шёл, с удовольствием посматривал по сторонам, по-хозяйски отмечая небольшие изменения, произошедшие за последние месяцы, пока его не было: вон у дороги куст шиповника – как разросся за это лето!, а вон, на том берегу, кто-то дом уже поставил – слышно, как плотники стучат молотками под крышей; а вот тропинка, по которой все ходят купаться к реке – изогнулась немного влево, должно быть плотину восстановили, нужно будет спуститься, проверить; стожки по лугам поднялись – кто-то из деревни сено заготовил… Кажется, всё на месте, всё как всегда, только эти трубы с сеткой каким-то неживым углом врезаются в это нежное спокойствие.
«Кто
