Петрович, как я посмотрю, уже клюете носом! – воскликнул комиссар. – Совсем ослабли, батенька мой.
– Да вот… – виновато улыбнулся Алексей Петрович. – Сам не ожидал.
– Ладно, пойду: дела. Я к вам на минутку – проведать. Да, вот вам автомат и подсумок с запасными рожками. На всякий случай. Обращаться умеете?
– Приходилось.
– Особенности стрельбы из него знаете?
– Заваливает влево…
– Не только. Прицельный огонь – не далее ста метров. Дальше – зря будете жечь патроны. Наш ППШ стреляет на полста метров дальше. Весьма ощутимое преимущество. Имейте в виду.
– Постараюсь, – ответил Алексей Петрович, для которого все эти сведения были не в новинку.
– Прекрасно. Отдыхайте пока… – Задержался у входа, добавил: – Кстати, разведчики выяснили, что на наш участок фронта переброшена еще одна танковая дивизия СС. Соображаете? Вот то-то и оно. – И тут же покинул палатку.
На Алексея Петровича напала странная апатия: ничего не хотелось: ни есть, ни идти куда-то, ни разговаривать. Он застегнул полушубок на все крючки, завязал уши своей шапки под подбородком, поднял воротник, после чего забрался под брезент поближе к спящей радистке. Ему чудилось, что он в Крыму, нырнул в теплую воду, и нырнул давно, однако никаких неудобств от этого не испытывает. Более того, он дышит под водой и движется легко, как рыба, и вместе с рыбами, потому что произошло с ним некое удивительное превращение, но оно не вызывает ужаса, наоборот, ему тепло и приятно, а звуки, доносящиеся сверху, где в ряби волн сияет солнце, его никак не касаются.
Он очнулся, точно вынырнул из глубины: его трясли за плечо и что-то кричали.
– Да проснитесь же вы наконец! – кричал ему в лицо девичий голос. А вместе с этим голосом в уши ворвались частые выстрелы, автоматная и пулеметная трескотня.
– Что случилось? – спросил он.
– Немцы прорвались! – вскрикнул девичий голос, и Алексей Петрович узнал в нем голос радистки.
В палатке было темно, но чувствовалось по шорохам, что в ней кроме них двоих есть еще люди. Алексей Петрович встал на колени, нащупал свою сумку, наткнулся на автомат, вспомнил: Евстафьев говорил о том, что немцы постараются рассечь окруженный корпус и уничтожить его до подхода помощи извне.
– А были какие-нибудь распоряжения? – спросил он, и ему ответил хриплый голос военфельдшера Устименко:
– Велено сбираться на поляне, товарищ интендант. У вас, прошу прощения, фонарика случаем нема? А то ничого не бачу у такой темнотище.
– Фонарик случаем ма, – ответил Алексей Петрович, достал фонарик, включил.
Желтоватый луч вырвал из тьмы копошащиеся в разных углах фигурки, – все, как и Задонов, на коленях.
– А на какой поляне, не сказали? – спросил он у фельдшера.
– А бис их знает, товарищ интендант. Здается мени, что на той, где була сторожка.
Алексей
