он спросил, есть ли у Эшлин мужчина, демон внутри его ожил и усиленно заворочался, подстрекая его к насилию. Останься Мэддокс еще, он бы не сдержался и обнял ее. Обними он ее, они бы переспали, и тогда могло произойти что угодно. Опьянев от страсти и жарких поцелуев, Мэддокс вполне мог озвереть, впиться в Эшлин зубами и ногтями и задрать несчастную насмерть. «Ну уж нет», – решил он. Эшлин была самой удивительной, нежной и очаровательной девушкой, какую он когда-либо встречал, и он желал обладать ею во всех смыслах. «Пусть она признала, что знает о демоне, а об этом может знать только охотник или наживка, я все равно никогда не причиню ей вреда, – решил он. – Пока я дышу, буду радовать ее, доставлять ей всевозможные удовольствия».
Уходя, Мэддокс запер дверь снаружи, чтобы девушка не сбежала. К комнате примыкала открытая терраса, но он знал, что Эшлин вряд ли попытается выбраться через нее: высота пятого этажа и вздымающиеся пиками каменные глыбы внизу почти полностью исключали этот вариант побега. И все же утром мужчина наглухо запечатал проход туда. На всякий случай.
Мэддокс решительно зашагал по коридору, мысленно надеясь, что его друзья окажутся в замке.
Этим утром он проснулся с мыслями об Эшлин и, хотя раны у него на животе еще не до конца зажили и немного побаливали, тут же принялся приводить в порядок комнату, сбегал на кухню за вином и едой. Закончив приготовления, Мэддокс пошел искать Люсьена, который оказался в комнате отдыха.
– Где девушка? – без всякого вступления спросил Мэддокс.
– В подземелье, в камере, – ответил Люсьен, очень странно посмотрев на своего друга.
Кипя от негодования, Мэддокс со всех ног бросился туда. «Только бы они с ней ничего не сделали», – пронеслось у него в голове, пока он почти кубарем скатывался с лестницы, ведущей в подземную часть замка. Увидев Эшлин, всю в грязи, насмерть перепуганную, он окончательно вышел из себя. «Как они посмели засунуть ее на всю ночь в этот холодный каменный мешок без еды, без одеял, даже без воды? А если бы она замерзла тут насмерть? Или потеряла сознание от голода и жажды? А они бы даже не узнали!» – с ненавистью думал Мэддокс. Попадись ему тогда под руку кто-нибудь из виновных во всем этом безобразии, неминуемо пролилась бы кровь. Убедившись, что Эшлин в порядке, Мэддокс немного успокоился. Он представлял, как совсем скоро она будет лежать в его постели, нагая, готовая принять его в себя, и от этих мыслей ему становилось легче, чего, однако, нельзя было сказать о его демоне, который не только не притих, но, наоборот, стал терзать своего невольного владельца с удвоенной силой. Когда Мэддокс вышел от Эшлин, он был на волосок от срыва. Злой дух почти взял верх над ним, и ему надо было срочно выпустить пар. Он понимал, что, только дав выход закипающей внутри его ярости, сможет вернуться в комнату к Эшлин, прикоснуться к ней, обнять ее, не рискуя навредить ей.
«Эшлин… Прикоснуться к ней… Обладать ее нежным, хрупким телом…» Мэддокс не был в состоянии думать ни о чем другом. Снова и снова он прокручивал в голове, как они будут заниматься любовью, еще и еще, до полного изнеможения, во всех мыслимых и немыслимых позах. «Сейчас она немного придет в себя и тоже этого захочет», –
