спустя
– Это вас.
Доктор Мартин Ротх, психиатр с неожиданно гладким, слишком моложавым для главного врача лицом, хотел передать ей телефонную трубку, но она вдруг испугалась.
Конечно, она была рада услышать чей-то голос помимо голоса терапевта и сокамерников, хотя доктор Ротх не любил, когда она так называла других пациентов. Но ее вдруг охватил сумасшедший ужас: казалось, сто́ит собеседнику на другом конце произнести первое слово, как телефон в руке воспламенится и сожжет ее покрытый шрамами и рубцами череп. Она боялась вспышки огня, который, преодолев барабанную перепонку, доберется до мозга. Безусловно, это было чушью. Но в любом случае не такой большой глупостью, как обычные суеверия, – разумеется, можно разбить зеркало и все равно выиграть в лотерею. И уж точно не такой нелепостью, как фея сна, в которую она долго верила в детстве. Ее мама прибегала к этой замечательной фантазии каждый раз, когда не хотела читать сказку на ночь.
– Если ты прямо сейчас выключишь свет, то фея сна оставит для тебя утром какой-нибудь подарочек под дверью. Можешь пожелать чего-нибудь!
«Шоколадку».
Иногда она желала себе платье принцессы или кукольный дом. Но в основном хотела сладостей, потому что маленькие заказы – это она быстро смекнула – фея иногда исполняла. На большие маминых угрызений совести не хватало.
Если бы мама подошла сейчас к ее больничной кровати в закрытой палате отделения номер 17, поцеловала в нос и спросила, что ей хочется попросить у феи сна, то она, как утопающая, вцепилась бы в мамину спасительную руку и крикнула:
– Я хочу вернуть все назад!
«Ей-богу, я так этого хочу!»
А потом бы заплакала, потому что ей давно уже не пять лет и она слишком большая, чтобы верить в чудеса. Хотя именно сейчас это и было нужно.
Чудо, которое стерло бы все, что она натворила и что в итоге привело к крови, ужасу и отчаянию.
«Только смерть обнуляет счет».
Оц часто повторял ей эту фразу, но, честно говоря, для этой мудрости не требуется много жизненного опыта. Все создано для того, чтобы выйти из строя: холодильник, любовь, рассудок.
Она уже не могла сказать, когда именно лишилась от страха рассудка.
Или все-таки могла? Вероятно, это случилось в день их последнего контакта.
Незадолго до полуночи. Когда Оц, о котором она не знала ничего, кроме этого странного псевдонима, показал ей свое настоящее лицо, не раскрыв при этом, кто же он на самом деле.
– Почему мы не можем это остановить? – спросила она. Уже готовая расплакаться, потому что поняла: Оц никогда и не планировал заканчивать эксперимент по-хорошему. Он использовал ее. Самым ужасным и жестоким образом, как не поступал еще никто и никогда.
– А зачем? – спросил он.
– Потому что так не было запланировано!
– Жизнь нельзя спланировать, детка. Это процесс познания. Она идет своим чередом, а мы наблюдаем.
– Но мы не наблюдатели. Мы создали это.
Оц засмеялся, и она представила, как он покачал невидимой головой.
– У нас была идея. И как уже сказал в своих «Физиках» Дюрренматт: «Все, что человек раз открыл, не может быть больше скрыто». Если мы сейчас остановимся, кто-то другой завершит наш труд.
– Но тогда это будет уже не наша вина.
– Еще как наша. Мы виновны в том, что запустили эксперимент. Если кто-то умрет – а это обязательно случится, – то лишь потому, что мы подали убийцам такую идею. Мы вдохновители зла.
– Но я никогда не хотела этого!
Она так сильно дрожала, что мир вокруг казался смазанным изображением.
– Я не могу с этим жить.
– Боюсь, придется.
– Я тебя умоляю.
– Сделать что?
– Прекратить это.
Он рассмеялся:
– Мы в двух шагах от прорыва. Не могу же я сейчас остановить наш эксперимент. Это как если бы мы выплеснули действующую вакцину, не протестировав ее. Научный coitus interruptus.[2]
Вакцина.
Слово навело ее на мысль:
– Тогда давай сделаем как Солк.
– Кто?
– Джонас Солк. Победитель детского полиомиелита. Разработанную им вакцину он сначала протестировал на себе.
Молчание.
Видимо, она ошарашила его этой идеей. Похоже, Оц действительно задумался. Она повторила
Прерванный половой акт (
