санаторий. Трёхразовое питание, двухкомнатный номер с джакузи, полный комплекс SPA-процедур в расположенном на территории салоне… Уже разместившись там, Алёна сообразила, для чего была затеяна эта поездка. Она позвонила мужу и заявила, что немедленно возвращается в Москву, чтобы поговорить с Иваном Антоновичем. Григорий, очевидно, испугался, и тогда-то у неё забрали Никиту.
Муж, судя по всему, решил, что это в достаточной степени запугает Алёну и охладит её пыл, а он тем временем сможет провернуть всё дело, держа сына при себе. Он не учёл одного: в тот момент Алёна не испугалась, а разозлилась, просто рассвирепела и ещё больше укрепилась в своём желании разобраться со всей этой мерзостью. Да, она хотела уже не столько спасти Ивана Антоновича, сколько забрать сына из рук мужа и его прихлебателей, но это лишь подстёгивало её желание поскорее очутиться в Москве. И вместо того, чтобы взять билет на поезд (ближайший доступный отправлялся через двое суток после того дня, когда Никиту увезли), Алёна решила лететь самолётом. Мужу, очевидно, сообщили, что она обращалась в аэропорт по поводу заказа билета, и тогда-то рядом с Алёной появился Фрейман. Мерзавец, негодяй, предатель Фрейман, который прикинулся едва ли не сочувствующим лицом, который дал понять, что Григорий опасается только того, что Алёна намерена обратиться к Захарову, но не возражает против её воссоединения с сыном. Она к тому моменту и думать забыла про старика и в свою очередь не возражала против сопровождающего: пусть видит, что она всего лишь хочет встретиться наконец с Никиткой, так и быть, она и шага не ступит в Москве без ведома Фреймана – лишь бы увидеть сына… Из-за беременности Алёна чувствовала себя разбитой и больной, её постоянно тошнило, потому-то она и побежала в туалет, когда они с Фрейманом ждали регистрации в кафе аэропорта. А вернувшись – бледная, измученная, жадно глотающая минеральную воду из только что купленной бутылки, – наткнулась на издевательскую улыбку своего нового знакомого. Обвела глазами столик, ухватилась за билет и только тогда поняла, что во время её отсутствия Фрейман забрал паспорт. Наверное, получил какие-то срочные указания по телефону, пока её не было. «Кажется, вы сегодня никуда не полетите», – насмешливо пропел он, глядя на её растерянность. Алёна вскрикнула, рванулась… Фрейман тщетно пытался её оттолкнуть, уберечь лицо от длинных ногтей – Алёна визжала, царапалась, брыкалась. Его спасло то, что рейс был ночной, людей в здании аэропорта практически не было, и никто не подошёл осведомиться, в чём дело, а с охраной зала ожидания Фрейман по-свойски договорился заранее. Стражи порядка заранее скрылись в служебных помещениях. Помощи было ждать неоткуда.
Она бы, наверное, здорово разукрасила царапинами его утратившее всё выражение самодовольство лицо, если бы не накатившая внезапно слабость. Алёне вдруг стало очень жарко, щёки запылали, а сердце забилось гулко-гулко. Тогда-то Фрейман и сумел её схватить. Потом было возвращение в ставший её личным адом санаторий на берегу Чёрного моря, звонок Григория,
