громом». «За громом лир», – деликатно поправлял Ларс и убирал от груди противника тупое острие шпаги, которой только что условно пронзил его насквозь. – Тебе стоит больше внимания уделять защите.
В общем, да, пока Лексий мог или фехтовать, или декламировать, одно из двух и не более того. Наверное, потому, что война и искусство, прямо как гений и злодейство – вещи несовместные.
Он сам не заметил, в какой момент всё это увлекло его настолько, что он начал забывать о времени и о своей цели. Наверное, это случилось в тот день, когда он наконец поверил в магию, потому что увидел её своими глазами.
Как и всё, что случилось с ним с того дня, когда они с Радом вместе спустились в злополучный переход, это не было похоже на то, о чём пишут в книгах. Это не было ни красиво, ни внушительно – просто Бран посоветовал ему выбрать какое-нибудь простенькое и безобидное заклинание и прочитать его вслух, чтобы осознать, что ты это можешь. Приступая, Лексий был полон скепсиса – ему с детства твердили, что чудес не бывает, и сама идея магии так до сих пор и не встала у него внутри на своё место, но, в конце концов, попытка ведь не пытка. Он решил попробовать что-нибудь очевидное и остановился на заклинании левитации предметов. Старательно вслух прочитал его от начала до конца, а потом долго и вдумчиво созерцал книгу, невесомо парящую в воздухе примерно в полуметре от стола.
В тот момент, глядя на трактат по физике, ту самую физику презревший, Лексий переосмыслил многие вещи. Потом насмотрелся, надумался, опустил книжку обратно, но сам полностью прежним так, кажется, и не стал.
Магия существовала. Без всяких театральных вспышек, блёсток и звона серебряных колокольчиков – более того, даже без малейшего напряжения его воли. Без ничтожнейшего приложенного усилия. Для того, чтобы колдовать, и впрямь не нужно было уметь совершенно ни-че-го – ну, разве что читать. Ох, господи, то есть, конечно, ох, Айду, он, конечно, всегда знал, что «словом можно убить, словом можно спасти», но ведь не так же буквально. Кто бы догадался, какая мощь может таиться в буквах – обычных буквах, обычными чернилами написанных на обычной бумаге…
Волшебники недаром подвергали все записи заклинний строгому учёту и ревностно следили, чтобы копии не попадали не в те руки. Научиться магии иначе, кроме как в двух официальных школах, было невозможно, как невозможно и колдовать, не принеся присягу – это жёстко контролировалось. Упомянутые Браном в первый формальности, которые приходится улаживать, если кто-то из будущих магов решал бросить учёбу на полпути, заключались в частичной корректировке памяти, чтобы там не осталось ничего… недозволенного простому смертному. Когда Лексий впервые об этом услышал, его передёрнуло, но стало немного легче, когда выяснилось, что их учитель и сам ненавидит эту конкретную часть процедуры. Бран всегда говорил: то, что происходит у человека в голове, принадлежит ему и только, и, по-хорошему, лезть туда никто не имеет права. Сам наставник уж точно не имел обыкновения делиться тем, что у него
