ниоткуда не было слышно машин, и удивительную тишину нарушали лишь приглушённо доносящиеся из одного из открытых окон на верхних этажах звон посуды и песня – обычная застольная песенка, развесёлая и бессмысленная. Если постараться, можно было даже разобрать текст, что-то вроде: «Я в понедельник шёл домой, был пьяным в стельку я! Гляжу, чужая лошадь там, где быть должна моя!..» и дальше в том же духе…
Он повернулся к Раду и только сейчас осознал, какими глазами тот на него смотрит. Как будто призрака увидел.
– Что? – осведомился Алексей с подозрением.
– Лёшка, – взгляд Рада был спокойным, но очень, очень серьёзным, – что он тебе сейчас сказал?
Ну вот, ещё один! Да что сегодня со всеми творится? Эпидемия внезапной глухоты? Слуховые галлюцинации?
– Ты тоже перестал по-русски понимать? – вежливо уточнил Алексей.
– Ты правда считаешь, что это был русский?
Алексей, который уже был сыт по горло всей этой ерундой, открыл было рот, чтобы высказать своё скромное мнение по поводу и в адрес всего происходящего, но Рад прервал его, даже не дав начать.
– Погоди, – велел он и чуть склонил голову набок. – Песню слышишь?
– Ну, слышу, – хмыкнул Алексей, не понимая, причём здесь это.
– О чём она?
Он прислушался.
«Своей хорошенькой жене сказал с упрёком я: «Чья это лошадь там стоит, где быть должна моя?»…
Алексей пожал плечами.
– Не знаю, – сказал он. – О лошади. О неверной жене. Чушь какая-то. В чём дело?
– Ну-ка сними эту штуку.
Он, если честно, даже не сразу сообразил, что Рад имеет в виду кулон, надетый девушкой с площади.
Алексей послушно снял украшение, до сих пор не понимая, к чему это Рад клонит.
– А теперь слушай снова, – скомандовал тот.
Алексей подчинился и запутался ещё больше: мелодия – залихватская, с тактом, словно нарочно созданным, чтобы отбивать его кружкой по столу – осталась прежней, а вот вразумительные слова вдруг превратились в бессмысленный набор звуков. Как будто ту же песню с середины куплета начали петь на другом языке. Голоса тоже не изменились, даже трезвее и то не стали.
Рад, прищурившись, смотрел на него.
– Понимаешь теперь?
Нет, Алексей ничегошеньки не понимал.
Он тупо воззрился на подарок незнакомки. Вроде ничего такого особенного: простой кожаный шнурок, а на нём – медальон, то ли из золотистого металла, то ли из какого-то камня, не разберёшь. Гладкий, округлый, с будто вмороженным в прохладную поверхность узором из тонких, разветвлённых прожилок – словно обнажённые ветви белого дерева на фоне жёлтого закатного неба, как раз такого же, как сейчас у них над головами…
Когда он снова надел вещицу на шею, жёнушка из песни убеждала пьяницу-мужа, что подозрительная чужая лошадь – это корова. Сказать по правде, в глазах
