куда-то под ключицу, – ничего нет. Совсем. Ну, мне приятно, что есть парень и все такое…и поговорить интересно, опять же, завидуют все. Это я зажралась или что?
– Или что, – сказала Пра. – Значит, не твое. Бросай его на фиг и ищи другого. А точнее, он сам тебя найдет. Не парься. Ты офигенная, парни будут в очередь становиться. Я точно знаю.
Я согласно покивала: что правда, то правда. Уже становятся. Не то что ко мне. Хватит, в который раз одернула я себя. Каждому свое.
Изка рассталась с Гентрихом, и скоро он исчез с ее горизонта. Мы усиленно готовились к ЕГЭ, до ночи сидели за математикой – этот предмет нам, чистым гуманитариям, никак не давался, хоть тресни. Потом Изка шла на очередную неформальную тусовку, а я заваливалась спать.
Год пролетел нереально быстро – последний звонок, выпускной… У меня было совершенно шикарное голубое платье, у Изки – тоже сногсшибательное, сшитое на заказ какой-то девчонкой из Москвы, она через Интернет заказывала. Из алой атласной ткани, пышное, с нижними жесткими юбками. Изольда не стала сооружать высокую прическу, волосы распустила, завила, подколола с одного бока и украсила ярким красным цветком. Роковая девочка, Кармен. На нее все заглядывались. Половина девчонок вообще пришли в брючных костюмах и строгих черных платьях. Не знаю, надо было заранее договориться, что ли, чтобы были корсеты и кринолины, выпускной все-таки раз в жизни, а поводов надеть пышное платье у нас не так много, правда? Мне, например, очень нравилось собственное отражение в зеркале в тот вечер, хотя в обычной жизни я привыкла носить джинсы и тяжелые ботинки. А что – удобно, функционально. И даже где-то стильно. Правда, дома ворчали, особенно мама.
Выпускной удался на славу. Было сказано много теплых напутственных слов, наша классная утирала платочком покрасневшие глаза и мешала русские слова с английскими, пенилось шампанское, звучал вальс, кружились пары. У Изольды не было отбоя от кавалеров, а меня пригласил наш замечательный и все понимающий Сан Саныч.
– Чудное платье, Мари.
– Спасибо.
Сан Саныч частенько называл меня «Мари», я не спрашивала, почему, может, чтобы не путать, у нас в классе была еще одна Маша, Куприянова. А может быть потому, что я ему напоминала княжну Болконскую из Толстого, он сам однажды сказал. Я долго думала, обижаться или нет. С одной стороны, Лев Николаевич чуть ли не на каждой странице подчеркивает ее некрасивость, угловатые движения, а из хорошего – только «лучистые глаза». А с другой – Мари умная, твердая, с сильным характером, мне она больше всех нравилась из «Войны и мира». Точнее, она единственная, кто мне нравился. Подбешивала дуреха Ростова, князь Андрей, тоже мне, байронический герой недоделанный, Пьер этот, который позволял из себя веревки вить и оскорблять прилюдно. Мы с Сан Санычем часто об этом беседовали, не на уроке, а так, в свободное время. К нему в кабинет после шестой пары чуть ли не все старшеклассники нет-нет, да заходили. Словесник заваривал крепкий черный чай, угощал несладким печеньем
