было бы сказать, что монархическая форма правления в России подверглась более или менее непрерывному «переизбранию». Нация всегда поддерживала монархию, а за тысячу лет своей истории у нации было достаточно возможностей от монархии избавиться. Одна из этих возможностей – правда, вовсе не нацией – была использована в 1917 году. Русская монархия была продуктом русского национального творчества, она была создана «через народ», и она работала «для народа». Но она работала честно, ничем и никогда этот народ не обманывая. Не имеем права обманывать этот народ и мы, народные монархисты.
Итак, если термин «конституционная демократическая монархия» мы переведем на русский язык – «соборная и народная монархия» – и если в этот последний термин мы вложим его русское содержание, такое содержание, каким эта монархия была наполнена в действительности – хотя и не всегда, – то мы, вероятно, избавимся от недоразумений и по поводу «конституции», и по поводу «демократии». Мы также избавимся и от некоторых наших союзников на наших монархических путях.
Монархическая пропаганда должна быть честной. Но, кроме того, она должна быть умной пропагандой. Одна из самых неумных вещей, которую делает часть зарубежных монархистов, это попытка представить Россию до 1917 года в качестве рая. Ни в какой рай не поверит сейчас никто. Ни один разумный пропагандист не имеет права оспаривать неоспоримых вещей. Хотя бы уже по одному тому, что это совершенно безнадежно в лучшем случае и что это порочит всю монархическую аргументацию во всех остальных случаях.
Русской монархии со стороны ее противников, и иностранных, и русских, предъявляется ряд очень тяжелых обвинений, фактическая сторона которых не вызывает никаких сомнений. Действительно, Россия до 1917 года была, вероятно, самой бедной страной европейской культуры. Действительно, разрыв между «бедностью и богатством» был зияющим разрывом, и таким же зияющим разрывом был разрыв между утонченно тепличной культурой «верхов» и остатками полного бескультурья на низах. Россия до 1917 года была действительно построена на сословных началах, и действительно весь правительственный аппарат страны находился целиком в руках одного сословия – дворянского. Ни купец, ни крестьянин, ни мещанин, ни прочие не могли быть ни губернаторами, ни даже земскими начальниками. Земством «по должности» управляли предводители дворянства. Говоря практически, все остальные слои страны от управления этой страной были почти начисто отстранены. Этот сословный строй шатался и таял с каждым годом, но он существовал.
Социально-политический строй страны был сословным. Но монархия сословной не была. Как и в вопросе о нашей бедности, так и в вопросе о нашем сословном строе лежали явления, так сказать, стихийного порядка. В первом случае географически-стихийного, во втором случае – социально – стихийного. Монархия боролась ни с географической и с социальной стихиями, и если она не могла
