материя вокруг заметно обгорела. По тому, что одежда потерпевшего промокла насквозь, а тело успело совершенно окоченеть, Артемьев решил про себя, что убийство произошло по меньшей мере несколько часов назад.
Вокруг дома двор был выложен крупным булыжником, такая же дорожка вела от ворот к дому и за него – к одноэтажному строению с застекленной крышей, примыкающему к забору. Вероятно, это была теплица. В остальной же части немощеный двор совершенно раскис от дождя. Для того чтобы ближе подойти к убитому, Артемьев был вынужден сойти с дорожки. Теперь, чтобы не оставлять лишних следов, он решил на нее вернуться по собственным следам. Следователь широко шагнул, поскользнулся и, едва не упав, оперся рукой о землю. Ругнувшись про себя, он выпрямился, достал платок и, рассеянно отирая грязную ладонь, огляделся.
Вот его следы, там он стоял, наклонившись над убитым. Здесь поскользнулся – след его руки четко отпечатался на мягкой земле… Других следов не было видно!
В том числе – и следов крови. Действуя скорее по наитию, Евгений Лазаревич еще раз склонился над покойным и осторожно двумя пальцами оттянул верх поддевки: на ней, с внутренней стороны, и на рубахе под ней были видны бурые пятна уже высохшей крови. Однако и в них имелась какая-то странность, которую он не сразу осознал.
«А дельце-то интересное!» – усмехнулся Артемьев. Из первых маловразумительных объяснений дворника он понял, что тот, едва увидев убитого, сразу бросился звать на помощь. Так что с дорожки он, похоже, не сходил и к убитому не подходил. «А убийца? Стреляли-то – в упор!.. А потерпевший – с неба упал?.. И эти пятна, что же в них такого „неправильного“? Ну, во-первых, маловато крови для такого ранения… Что же еще? ну конечно! Пятно на рубахе больше протянулось от пулевого отверстия почему-то вверх и вправо. – Не на голове же он стоял, когда в него стреляли!»
Первыми на место происшествия явились двое городовых во главе с околоточным надзирателем, а вслед за ними через четверть часа пожаловал наш старый знакомый – пристав Благовещенский.
Пристав вылезал из пролетки, пыхтя и немилосердно чертыхаясь, когда во дворе появился хозяин дома Стоецкий.
Это был среднего роста плотный старик лет семидесяти – семидесяти пяти, в черных сарпинковых брюках, халате и старой чиновничьей шинели, накинутой на плечи. Из-под фуражки свисали лохмы серых волос. Он подошел медленно, тараща злые спросонья глаза, опираясь правой рукой на трость с костяным наконечником. Левая рука его как-то безжизненно висела вдоль тела, и когда он приблизился, Артемьев разглядел протез в черной перчатке.
Следователю показалось знакомым его лицо и он вспомнил, что встречал его иногда на улице и на площади по соседству со своим домом, хотя разговаривать с ним никогда не приходилось. Что ж, теперь представился случай познакомиться с ним накоротке.
Стоецкий окинул Артемьева презрительным
