в него водки до краев. Вздохнув и перекрестившись, он поднес лафитник ко рту… да так и застыл с открытым ртом, ошарашенный открывшейся ему картиной…
Дабы не возбудить у читателей неверных представлений о генерале, повторим: он не был трусом. Он храбро встречал опасность, когда она приходила предвиденная, но когда вот так… Да и любому на его месте храбрецу простительно было бы проявить некоторую слабость характера и вздрогнуть от неожиданности. А картина, которая ему представилась, и впрямь была жутковатая. Из того угла у двери, что пряталась за сундуком, на него в упор смотрели два немигающих, светящихся каким-то дьявольским светом глаза!
Сидор Терентьевич проглотил слюну и выронил лафитник. Тот упал на пол с глухим стуком и покатился, громыхая и поливая водкой половицы.
– Что за черт! – пробормотал Сырцов.
В ответ из угла раздался смех. Глаза исчезли, и вместо них перед генералом предстала долговязая фигура в форменном студенческом пиджаке.
– Это я черт? Я – черт, как и вы – генерал.
Сырцов, растерявшись было при виде субъекта, неизвестно откуда взявшегося, быстро пришел в себя. Глаза его заблестели, мышцы напряглись. Все предвещало грозу и не слабую, так как, ко всему прочему, Сидор Терентьевич сразу определил, что перед ним студент, и не просто студент, а черноволосый, черноглазый… Конечно, возможно, что плохое освещение усиливало контраст, но Сидор Терентьевич сразу решил для себя – цыган!
Раздосадованный, что он испугался какого-то черномазого прощелыгу и, к тому же, судя по костюму, студента, генерал вскочил с места и, сжав кулаки, шагнул по направлению к непрошеному гостю.
Тот, вовремя заметив маневр Сырцова, перестал смеяться, отскочил снова в угол под защиту сундука и произнес то ли примирительно, то ли предостерегающе:
– Но, но! Только не так рьяно! Я вам ничего плохого не сделал. Давайте по-мирному.
Сидор Терентьевич остановился посреди комнаты со сжатыми кулаками и грозно сведенными бровями. Странно, но ему вдруг совершенно расхотелось и буянить, и ругаться. Словно этот голос как-то внутренне успокоил его, или просто сегодня в отношении всяческих буйств он был уже пресыщен. Да и спать хотелось немилосердно.
– Ты кто такой? – произнес Сырцов, стараясь придать своему голосу большую суровость.
– Я? – незнакомец вновь появился на свет. – Странный вопрос! Человек!
– Смотри-ка! А чего это ты, человек, делаешь тут среди ночи, да еще с такой черной рожей?
Незнакомец пожал плечами и усмехнулся.
– Ты не ухмыляйся и отвечай без всяких экивоков. Я этого не люблю.
– А чего отвечать-то, коли вы сразу к роже моей привязались.
– Ишь ты, обиделся! А бежал от меня зачем?
– И не думал вовсе. Чего мне бежать? Я спокойно вошел.
– Ну
