хлопает откидной крышкой, бормочет под нос.) М-да, алкоголизм бывает мажорный и форс-мажорный… (Пауза.) Ведь это же не первый увод картин за год. И главное. Ощущение, что мне схема знакома. И заметь, никого не поймали. Даже подозреваемых нет.
ЛЕОН (отворачиваясь спиной). В Москве тоже весело было. Тоже не ловили никого. И забейте вы на картины, Роман Андреич.
РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Не забью… А в Москве, Лёнь, и правда жизнь была, движуха, разборы полетов. Рыла родные, опять же. А тут, что? Выйдешь на улицу – сплошные джентльмены. Соплей перешибить можно. А теперь еще и «юбочники» права качать стали.
ЛЕОН. Вы давно в зеркало смотрелись?
РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Я не по одежде имел в виду, а по ментальности.
ЛЕОН. По чему?
РОМАН АНДРЕЕВИЧ. По менталитету. Если в двух словах, Леончик, то мир делится на две категории – «юбочники» и «порточники». Одни правду оголяют, другие скрывают. А правда, между прочим, у всех одна. Та, что между ног. Особо тут хвастаться нечем.
ЛЕОН. Демагогия какая-то. С этим… пафосом.
РОМАН АНДРЕЕВИЧ (усмехаясь). Узнаю, Леончик, ярлыки 1-ого канала.
ЛЕОН. Леончиком тоже не надо… И что-то я не помню, чтоб вы в Москве особо в движухах участвовали. Чуть ОБЭП заявится – вы сразу на самолет. Извините, конечно.
РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Согласен, надо было ввязываться. Эх, сколько я в Москве из-за этого потерял. Знал бы, из драк не вылазил.
ЛЕОН. Так мы вроде и так из них не вылазили. Ну… это… Вы-то, конечно, образно.
РОМАН АНДРЕЕВИЧ. А я вот не образно хочу. Хочу по-настоящему, по-русски. Так, чтоб харя в кровищу. Так мне тошно сейчас. После всего… (Пауза.) Знаешь, чтоб нос сломанный и почки отбитые. Чтоб души перелом! Открытый!
ЛЕОН. Ну, это я могу, конечно, устроить. Но вы ж меня закатаете потом.
РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Не закатаю. Слово даю.
ЛЕОН. Олигарха слово?
РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Его.
ЛЕОН. Не подпишусь тогда. Болека вон просите. Беню, в смысле.
РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Кстати. Точно! Как я сразу не догадался? (Противным голосом.) Беняяяя!
Входит садовник, шофер и чистильщик бассейна – Бенедикт. На нем прорезиненный фартук с нагрудным карманом. В одной руке огромные садовничьи ножницы. В другой – букет из алых и белых роз из зимнего сада.
БЕНЕДИКТ. Hello, Роман Андреич! How are you?
РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Fine. Слушай, Бень, дело есть. Отметель меня, пожалуйста. Хандра у меня.
БЕНЕДИКТ. Вы ж меня закатаете потом.
РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Вы сговорились, что ли?
БЕНЕДИКТ. А я чё, подписывался, чтоб меня в Лондóне хоронили?
РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Да никто тебя не собирается в Лондоне хоронить. Тем более, что до него отсюда пилить и пилить.
БЕНЕДИКТ. А где тогда? На природе? Или, может, в зимнем саду? Букет я уже нарезал. (Ставит цветы в вазу.)
РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Ты что, Бень, не понял? Я тебе сделку
