а рельеф под ним уже, кажется, на всю жизнь отпечатался на животе. Кай решил, что потерпит ещё немного. Ну – полчаса, не больше… Конечно, то же самое он уже обещал себе и получасом раньше, и даже час и два назад, но он решил, что выдержит ещё немного. На этом и строилась вся его выносливость. Он каждый раз обещал себе, что это последние минуты, что он потерпит, пока тень от во-он той сосны не достигнет во-он того камня, а затем продлевал собственную экзекуцию ещё до того камня и до следующего. Что-то в нём было от рыбака, который часами сидит с удочкой, отвлекаясь только на то, чтобы убить кусающего руки или шею москита. Но рыбалкой Кай никогда не увлекался, считая её на редкость пустым и бессмысленным занятием, эдакой разновидностью мазохизма – в конце концов, на что-то же придуманы сети и, следовательно, удочки можно выбросить… Но гарпии – гарпии, это совсем другое дело. Прекрасная стройная гарпия, с переливающейся на солнце чешуёй, со вкусным нежным мясом, не смотря на личные гастрономические пристрастия, была достойной наградой за проявленную выдержку.
Кай мягко коснулся лежащего рядом с рукой самострела, тетива которого была туго натянута. Он специально проводил очень много времени, практикуясь в стрельбе из лука. Потом, когда сам смастерил самострел, стал стрелять уже из него. В оружейных палатах Академии находился большой тир, и он обожал проводить там вечера, стреляя по развешенным на стенах мишеням или вытачивая стрелы. В конце концов, смотритель, который и сам считал себя заядлым охотником, хотя попадал в цель только один раз из десяти (и то только по чистой случайности), проникся к нему такой симпатией, что позволял оставаться допоздна. Правда, втихомолку, когда всем ученикам уже полагалось спать. Кай нередко захватывал с собой флягу с пивом, и когда смотритель, исчерпав свой запас на вечер жизненных историй, из которых половину сочинил, уходил-таки спать, оставив ему ключи с наставлением запереть потом все двери, немного пригублял. Со спиртным в Академии было строго, а потому Кай не брезговал такой возможностью. Пожалуй, это даже и не сильно сказывалось на его меткости.
И, тем не менее, удача отказывалась оказать ему поддержку и только дразнила порой, когда ему казалось, что в кронах он увидел переливающийся блеск чешуи. При этом Кай отказывался верить, что то была вовсе не гарпия, а, скорее всего, просто листья кустарников и кроны сосен, пропускающие солнечный свет, что казалось свечением. Со временем он должен был превратиться в маниакального преследователя – утверждал Лой, и, откровенно говоря, был не так уж далёк от истины.
Сверху послышался шум крыльев, пальцы Кая непроизвольно стиснули приклад самострела, а сам он устремил вверх полный надежды взгляд. Но то была только птица. Кай выругался сквозь зубы и стал внимательно смотреть, куда это она намылилась. Птица приблизилась и оказалась на поверку простой вороной. Впрочем, опыт показывал, что вороны как раз нежеланные гости –
